Архив Митрохина. ГЛАВА ВОСЬМАЯ. ПОБЕДА.

 

ГЛАВА ВОСЬМАЯ. ПОБЕДА.

Учитывая близость британско-американских “особых отношений”, Центр неизбежно заподозрил, что некоторые советники президента симпатизируют предполагаемым антисоветским заговорам Черчилля. ¹ Подозрения в отношении самого Рузвельта, однако, никогда не были столь интенсивными, как в отношении первого. Центр также не создавал теорий заговора в отношении своих американских агентов, таких же абсурдных, как теория о “кембриджской пятерке”. Возможно, потому что НКВД проник в УСС с момента его основания, он был менее склонен верить в то, что американская разведка создала систему обмана, сравнимую с предполагаемым использованием “пятерки” британцами. 

Помощь Компартии США в операции по убийству Троцкого в сочетании с энтузиазмом, с которым она “разоблачала и отсеивала шпионов и предателей ” ² , казалось, делала ее подпольную секцию надежным местом для вербовки. 

Регулярные контакты Василия Зарубина (фото) с лидером компартии США Эрлом Браудером, несомненно, убедили его в надежности тех тайных членов партии, которые согласились предоставить секретную разведывательную информацию.

Однако к весне 1943 года Центр начал беспокоиться о безопасности своей большой и расширяющейся американской агентурной сети. Зарубин становился все более неосторожным как на встречах с партийными лидерами, так и при организации выплаты им секретных субсидий из Москвы. В одном из досье, отмеченном Митрохиным, цензурно записано: “Без согласования с ЦК Зарубин грубо нарушал правила конспирации”. В одном случае Браудер попросил Зарубина лично передать советские деньги коммунистической подпольной организации в Чикаго; из досье КГБ следует, что тот согласился. В другой раз, в апреле 1943 года, Зарубин отправился в Калифорнию на секретную встречу со Стивом Нельсоном, который руководил секретной контрольной комиссией по поиску информаторов и шпионов в калифорнийском отделении компартии, но не смог найти дом Нельсона. Только во время второго визита ему удалось доставить деньги. Однако в этот раз встреча прослушивалась ФБР, которое установило в доме Нельсона подслушивающие устройства. ³ Советскому послу в Вашингтоне не кто иной, как советник Рузвельта Гарри Хопкинс, конфиденциально сообщил, что один из сотрудников его посольства был замечен в передаче денег коммунисту в Калифорнии. ⁴

Хотя Зарубин стал несколько более осмотрительным после этого “дружеского предупреждения”, его прикрытие было обнаружено. Худшее было еще впереди. Четыре месяца спустя на Зарубина тайно донес в ФБР Василий Миронов, старший офицер нью-йоркской резидентуры, который ранее безуспешно ходатайствовал перед Центром об отзыве Зарубина. ⁵ В необычном анонимном письме Гуверу от 7 августа 1943 года Миронов назвал Зарубина и еще десять ведущих сотрудников резидентур, работавших в США под дипломатическим прикрытием, включая его самого, офицерами советской разведки.

Он также сообщил, что Браудер был тесно связан с советским шпионажем, и назвал советским агентом голливудского продюсера Бориса Морроса (кодовое имя МОРОЗ – фото). Мотивы Миронова отчасти проистекали из личной неприязни к самому Зарубину. Он сказал Гуверу, говоря о себе в третьем лице, что Зарубин и Миронов “оба ненавидят друг друга”. Миронова также, по-видимому, мучило чувство вины за его участие в расправе НКВД над польским офицерским корпусом в 1940 году. Зарубин, сказал он Гуверу, “допрашивал и расстреливал поляков в Козельске, Миронов – в Старобельске”. (В действительности, хотя Зарубин и допрашивал некоторых польских офицеров, он, похоже, не принимал непосредственного участия в их расстреле). Но в письме Миронова есть и явные признаки если не психического расстройства, то, по крайней мере, параноидального мышления, порожденного террором. Он обвинил Зарубина в том, что тот является японским агентом, а его жену – в работе на Германию, и сделал причудливое заключение: “Если вы докажете Миронову, что З. работает на немцев и японцев, он немедленно расстреляет его без суда и следствия, так как он тоже занимает очень высокий пост в НКВД”. ⁶

К тому времени, когда чрезвычайный донос Миронова достиг ФБР, Зарубин переехал из Нью-Йорка в Вашингтон – вероятно, этот шаг был вызван постоянным ростом количества разведданных всех видов в администрации Рузвельта. Как старший офицер НКВД в США, Зарубин сохранил в Вашингтоне общий контроль над резидентурами в Нью-Йорке и Сан-Франциско, ответственность за связь с главой КПСС Браудером и главой нелегальной резидентуры Ахмеровым, а также прямой контроль над некоторыми из своих любимых агентов, среди которых были французский политик Пьер Кот и сотрудник британской разведки Седрик Белфрадж, которого он получил от Голоса. ⁷

Начало эксгумаций Катынского захоронения

Однако после того, как его прикрытие было раскрыто, Зарубину стало плохо жить в Вашингтоне. Один из самых унизительных моментов произошел на ужине для сотрудников советского посольства, который в начале 1944 года дал губернатор Луизианы Сэм Хьюстон Джонс. ⁸ После ужина, когда гости небольшими группами бродили по дому губернатора, одна дама, которая, по-видимому, знала, что Зарубин был старшим офицером НКГБ, повернулась к нему и сказала: “Присаживайтесь, генерал!”. Зарубин, не отличавшийся ни выдержкой, ни чувством юмора, сел, но резко ответил: “Я не генерал!”. Другой гость, представившийся офицером военной разведки, похвалил даму за ее осведомленность. Затем он еще больше смутил Зарубина, спросив его мнение о массовом убийстве 16 000 польских офицеров, тела некоторых из которых были эксгумированы в Катынском лесу. Зарубин ответил, что немецкие утверждения о том, что офицеры были расстреляны НКВД (а это действительно так), были провокацией, направленной на то, чтобы посеять раздор внутри Великого союза, и она может обмануть только наивных. ⁹

Впоследствии Зарубин пытался убедить Центр, что его унизительная потеря прикрытия была вызвана не его собственной неосмотрительностью, а тем, что американцы каким-то образом обнаружили, что он допрашивал заключенных польских офицеров в Козельске. Центр остался этим не доволен. В письме в Центральный комитет Управление кадров НКГБ сообщило, что период его пребывания в США был отмечен рядом промахов. ¹⁰ Миронов незадолго до этого сообщил о Зарубине Гуверу, а теперь, похоже, написал Сталину, обвинив Зарубина в контактах с ФБР. ¹¹ Летом 1944 года и Зарубин, и Миронов были отозваны в Москву. Анатолий Горский, который до этого несколько месяцев проживал в Лондоне, сменил Зарубина в Вашингтоне. ¹²

Вернувшись в Москву, Зарубин быстро сумел восстановить свое положение за счет Миронова и был назначен заместителем начальника внешней разведки. К тому времени, когда три года спустя он вышел на пенсию, якобы по состоянию здоровья, ему удалось приписать себе большую часть заслуг за выдающиеся разведданные военного времени, полученные из США, и он был награжден двумя орденами Ленина, двумя орденами Красного Знамени, одним орденом Красной Звезды и многочисленными медалями. ¹³ Миронов, напротив, вскоре после возвращения в Москву был приговорен к пяти годам заключения в исправительно-трудовом лагере, вероятно, за ложные обвинения против Зарубина. В 1945 году он пытался тайно передать из тюрьмы в посольство США в Москве информацию о массовых убийствах польских офицеров НКВД, аналогичную той, которую, в тайне от Центра, он отправил в ФБР двумя годами ранее. В этот раз Миронов был пойман с поличным, подвергнут повторному суду и расстрелян. ¹⁴

Даже после отзыва Зарубина и Миронова в американских резидентурах продолжались вражда и доносы. 

Как и в случае со странными обвинениями Миронова, некоторые из них имели почти сюрреалистический характер. 

В августе 1944 года вновь назначенный резидент в Сан-Франциско Григорий Павлович Каспаров (фото) телеграфировал в Центр злостный донос на резидента в Мехико Льва Тарасова, который, по его словам, провалил попытки освободить убийцу Троцкого, Рамона Меркадера, и вел “роскошный образ жизни”. 

Помимо того, что Тарасов снимал дом с территорией и нанимал двух слуг в дополнение к выделенному ему штату, он якобы слишком много времени уделял разведению попугаев, домашней птицы и других пернатых. ¹⁵ О судьбе разоблаченных попугаев Тарасова ничего не известно.

Разногласия были и в Нью-Йорке, где неопытный 28-летний Степан Апресян (МАЙ) был назначен резидентом в начале 1944 года, несмотря на то, что он никогда ранее не выезжал за пределы Советского Союза. 

Его назначение вызвало резкое недовольство его гораздо более опытного заместителя Роланда Аббиата (псевдоним “Владимир Правдин”, кодовое имя СЕРГЕЙ), в чьи предыдущие задания входила ликвидация перебежчика Игнаса Порецкого. 

Работая под прикрытием в качестве шефа бюро ТАСС в Нью-Йорке, Аббиат разбирался в американских условиях гораздо лучше Апресяна, но его карьеру по-прежнему сдерживало то, что, хотя он родился в Санкт-Петербурге в 1902 году, его родители были французами и вернулись во Францию в 1920 году. Аббиат вернулся вместе с ними и жил во Франции до своей вербовки в ОГПУ в качестве нелегала в 1932 году. ¹⁶

В качестве временной меры, призванной компенсировать очевидную некомпетентность Апресяна, осенью 1944 года Центр предоставил Аббиат практически равный с Апресяном статус в управлении резидентурой. В ответ Аббиат телеграфировал в Москву язвительные нападки на Апресяна, которого он осудил как “неспособного справиться с поставленными перед ним задачами” или завоевать уважение своих сотрудников:

МАЙ [Апресян] совершенно не умеет общаться с людьми, часто проявляет себя излишне резким и склонным к ворчанию, слишком редко находит время для беседы с ними. Иногда наши оперативные работники … не могут получить от него ответ на срочный вопрос по несколько дней подряд… Работник, не имеющий опыта работы за рубежом, не может самостоятельно справиться с работой по руководству TYRE OFFICE [резиденция в Нью-Йорке]”.

Аббиат явно подразумевал, что реальная ответственность лежит на Центре за назначение такого явно неподходящего и неквалифицированного резидента. ¹⁷ Гражданская война между резидентом и его заместителем продолжалась чуть больше года, прежде чем закончилась победой Аббиата. В марте 1945 года Апресян был переведен в Сан-Франциско, а Аббиат остался резидентом в Нью-Йорке. ¹⁸

В ТО ВРЕМЯ КАК летом 1944 года резидентуры в Вашингтоне и Нью-Йорке переживали некоторые потрясения, в Лондон возвращалось здравомыслие. С “Великолепной пятерки” были официально сняты все подозрения в том, что они являются двойными агентами, контролируемыми британцами.

29 июня Центр сообщил лондонской резидентуре, возглавляемую в то время Константином Михайловичем Кукиным (кодовое имя ИГОРЬ – фото),¹⁹ что недавно предоставленные Филби важные документы СИС были в значительной степени подтверждены материалами из “других источников” (некоторые, вероятно, из американского ОСС, с которым СИС обменивалась многими строго секретными отчетами): 20 “Это серьезное подтверждение честности агента S[ÖHNCHEN] в его работе с нами, обязывающее нас пересмотреть наше отношение к нему и всей группе”. Теперь стало ясно, признал Центр, что разведданные, полученные от “пятерки”, “имеют большую ценность”, и контакт с ними должен поддерживаться любой ценой: От нашего имени выражаем большую благодарность агенту S[ÖHNCHEN] за его работу… Если вы найдете это удобным и возможным, предложите ему самым тактичным образом премию в 100 фунтов или сделайте ему подарок равной стоимости”. После шести лет, в течение которых его феноменальная работа в качестве агента проникновения часто недооценивалась, игнорировалась или вызывала подозрения Центра, Филби был почти до слёз благодарен за давно назревшее признание его заслуг. “За все десятилетие работы, – написал он в Москву, – я никогда не был так глубоко тронут, как сейчас, вашим подарком и не менее глубоко взволнован вашим сообщением [с выражением благодарности]”. ²¹ 

Среди разведданных, которые восстановили веру Центра в Филби, были его доклады, начиная с начала 1944 года, о создании в СИС нового отдела IX “для изучения прошлых материалов о советской и коммунистической деятельности”. По настоянию своего нового начальника, Бориса Крётеншильда (псевдоним Кротов, кодовое имя КРЕЧИН – фото), Филби в конце года удалось возглавить расширенный Отдел IX с полномочиями “сбора и интерпретации информации, касающейся советского и коммунистического шпионажа и подрывной деятельности во всех частях мира за пределами британской территории”. Как позже писал один из его коллег по СИС Роберт Сесил, “Филби одним махом … обеспечил, чтобы все послевоенные усилия по противодействию коммунистическому шпионажу стали известны в Кремле”. История шпионажа знает мало, если вообще знает, сопоставимых мастерских ударов”. ²²

Примерно в то же время, когда Филби получил свой подарок, Кэрнкросс (фото) был запоздало вознагражден за свой вклад в эпическую советскую победу под Курском. Крёттеншильд сообщил ему, что он награжден одной из высших советских наград – орденом Красного Знамени. Он открыл коробку с бархатной обивкой, достал орден и передал его в руки Кэрнкросса. Крёттеншильд доложил в Центр, что Кэрнкросс был заметно воодушевлен наградой, хотя ему было велено передать ее на хранение в Москву. ²³ Однако награда пришла слишком поздно, чтобы достичь своего полного эффекта. Летом 1943 года, измученный постоянными поездками на машине в Лондон, чтобы передать Горскому расшифровки ULTRA, и, вероятно, обескураженный тем, что Горский его не оценил, Кэрнкросс покинул Блетчли-Парк. Хотя ему удалось получить работу в СИС, сначала в отделе V (контрразведка), а затем в отделе I (политическая разведка), его значение в глазах Центра теперь было явно ниже, чем у Филби. ²⁴ В отличие от Филби, Кэрнкросс не очень хорошо ладил со своими коллегами по СИС. Руководитель I отдела Дэвид Футман считал его “странным задиристым человеком”. 25

Воодушевленные новой оценкой их талантов Центром, другие члены “пятерки” – Маклин, Берджесс и Блант – стали работать еще продуктивнее, чем прежде.

Весной 1944 года Маклин (фото выше) был направлен в посольство в Вашингтоне, где его вскоре повысили до первого секретаря. Его рвение быстро стало очевидным. По словам одного из его коллег, “ни одна задача не была для него слишком трудной, ни один день – слишком долгим. Он приобрел репутацию человека, который всегда возьмет на себя запутанный клубок от коллеги, который болел, или уходил в отпуск, или просто был менее рьяным”. Самой деликатной и, по мнению НКГБ, вероятно, самой важной областью политики, в которую Маклину удалось включиться к началу 1945 года, было англо-американское сотрудничество в создании атомной бомбы. ²⁶

Гай Берджесс в 1935 году

Берджесс увеличил свою полезность для НКГБ, получив работу в отделе прессы Министерства иностранных дел вскоре после того, как Маклин был направлен в Вашингтон. Не сомневаясь, что ему необходим доступ к широкому кругу материалов, чтобы быть адекватно информированным для пресс-брифингов, Берджесс регулярно наполнял большой комод документами МИД, некоторые из которых были строго засекречены, и относил их в НКГБ для фотографирования. Однако этот комод едва не стал его погибелью. На встрече с Крёттеншильдом к Бёрджессу подошел полицейский патруль, который заподозрил, что в сумке находятся краденые вещи. Убедившись в том, что в сумке только бумаги, патруль извинился и продолжил свой путь. Хотя впоследствии Берджесс, возможно, использовал сумку, которая меньше напоминала сумку вора-домушника, на его продуктивность это не повлияло. Согласно одному из досье, изученных Митрохиным, из документов Министерства иностранных дел, предоставленных Берджессом за первые шесть месяцев 1945 года, 389 были под грифом “совершенно секретно”. ²⁷

Производительность труда Бланта (фото) также была огромной. Помимо предоставления разведывательной информации из МИ-5, он продолжал руководить Лео Лонгом в военной разведке, а в решающие месяцы перед Днем Д получил доступ в Верховный штаб союзных экспедиционных сил (SHAEF), расположенный недалеко от штаб-квартиры МИ-5. 28 Частью вклада Бланта в операции НКГБ в Лондоне было информирование резидентуры о характере и масштабах слежки МИ-5. Разведданные, которые он предоставил в 1945 году, показали, что МИ-5 обнаружила, что его современник по Кембриджу Джеймс Клугманн был коммунистическим шпионом. В 1942 году Клугманн вступил в югославский отдел SOE в Каире, где его ум, обаяние и свободное владение сербохорватским языком обеспечили ему влияние, совершенно непропорциональное его относительно младшему званию (которое в конечном итоге выросло до майора). Помимо инструктажа офицеров союзников, предназначенных для засылки в Югославию, он также информировал НКГБ о британской политике и секретных операциях. В обоих случаях он стремился отстаивать интересы коммунистических партизан Тито перед роялистскими четниками Михайловича. В течение четырех месяцев в 1945 году он служил в Югославии в составе британской военной миссии при войсках Тито. Блант смог предупредить Крётеншильда о том, что прослушивающие устройства МИ-5 в штаб-квартире Британской коммунистической партии на Кинг-стрит в Лондоне записали разговор, в котором Клугманн хвастался тем, что тайно передавал секретную информацию югославским коммунистам. ²⁹

ИСКЛЮЧАЯ “пятерку”, потенциально самым важным советским шпионом в Великобритании был физик-ядерщик Клаус Фукс (фото), завербованный ГРУ в конце 1941 года. ³⁰ Когда в конце 1943 года Фукс отправился в Соединенные Штаты в составе британской группы, отобранной для участия в проекте MANHATTAN, он, хотя и не осознавал этого, был переведен из ГРУ под контроль НКГБ и получил кодовое имя REST (позднее измененное на ЧАРЛЬЗ). ³¹ Ранее в 1943 году Центр проинструктировал свои резидентуры в Великобритании и США, что “мозговые центры [научно-исследовательские учреждения] должны находиться под нашей юрисдикцией”. Не в первый раз ГРУ было вынуждено уступить требованиям своего более могущественного “соседа”. ³² В 1944 году Мелита Норвуд, долгое время работавшая советским агентом в Британской ассоциации цветных металлов, прекратила контакты с СОНЕЙ из ГРУ и получила контролера НКГБ. ³³ В марте 1945 года, после того как ее работодатель выиграл контракт по проекту TUBE ALLOYS, Норвуд получила доступ к документам атомной разведки ³⁴ , которые Центр охарактеризовал как “представляющие большой интерес и ценный вклад в развитие работ в этой области”. Ей было приказано ничего не говорить мужу о своей шпионской работе и, в частности, не давать никаких намеков на ее участие в атомной разведке. ³⁵

Атомная разведка из Лондона и американских резидентур не только дополняла, но и дублировала одна другую. По словам Владимира Барковского, руководителя отдела науки и техники в лондонской резидентуре, “в США мы получали информацию о том, как была сделана бомба, а в Великобритании – о том, что было сделано, так что вместе [разведка двух стран] охватывала всю проблему”. ³⁶

5 февраля 1944 года Фукс провел свою первую встречу в нью-йоркском Ист-Сайде с контролером НКГБ Гарри Голдом (под кодовыми именами ГУСЬ и AРНO), промышленным химиком, родившимся в Швейцарии от русских родителей. ³⁷ Фуксу было велено назвать себя, держа в руке теннисный мяч, и искать человека, который надел одну пару перчаток и несет другую. ³⁸ Голд, представившийся как “Рэймонд”, доложил Леониду Квасникову, руководителю научно-технического отдела нью-йоркской резидентуры (позже известной как “Линия X”), что Фукс “встретил его приветливо, но поначалу был довольно осторожен”. Фукс позже, после своего ареста в 1949 году, утверждал, что во время их встреч “отношение “Рэймонда” всегда было позицией подчиненного”. Голд признался после собственного ареста ФБР, что был потрясен необычными разведданными, которые предоставил Фукс, и нашел идею атомной бомбы “настолько пугающей, что единственное, что я мог сделать, это засунуть ее как можно дальше на задворки сознания и просто не думать об этом вопросе вообще”. ⁴⁰

25 июля 1944 года нью-йоркская резидентура телеграфировала в Центр: “Почти полгода контактов, установленных с РЕСТОМ [Фуксом], продемонстрировали ценность его работы для нас”. Она просила разрешения выплатить ему “вознаграждение” в размере 500 долларов. Центр согласился, но, прежде чем деньги были переданы, Фукс исчез. ⁴¹ 

Прошло более трех месяцев, прежде чем Голд (фото) узнал, что Фукс был направлен в Лос-Аламос, и он не возобновлял с ним контакт, пока Фукс не вернулся на восточное побережье в отпуск в феврале 1945 года. ⁴²

В 1944 году обязанности Квасникова были расширены: он получил новую должность резидента по науке и технике для всех Соединенных Штатов – определенный признак растущего приоритета атомного шпионажа. ⁴³ В конце 1944 года Квасников смог сообщить Центру, что, помимо Фукса, в Лос-Аламосе работают еще два потенциальных шпиона.

Первый, Дэвид Грингласс, был завербован через группу агентов S&T, которой руководил Юлиус Розенберг (фото) (кодовое название последовательно AНТЕННА и ЛИБЕРАЛ), 26-летний нью-йоркский коммунист с научной степенью в области электротехники.

Как и Фукс, члены окружения Розенберга, в которое входила его жена Этель (фото), летом были вознаграждены денежными премиями. 

Группа добывала так много секретных документов для фотографирования в квартире Квасникова, что у нью-йоркской резидентуры стало не хватать пленки.

Резидентура сообщила, что Розенберг получает от своих агентов так много разведывательной информации, что ему трудно с ней справиться: “Мы боимся, что ЛИБЕРАЛ выйдет из строя от переутомления”. ⁴⁴

В ноябре 1944 года Квасников сообщил Центру, что сестра Этель Розенберг, Рут Грингласс (кодовое имя WASP), согласилась обратиться к своему мужу, который работал механиком в Лос-Аламосе. ⁴⁵ 

“Я был молод, глуп и незрел, – говорил позднее Дэвид Грингласс (кодовые имена ШМЕЛЬ и КАЛИБР), – но я был хорошим коммунистом”.

Сталин и советское руководство, по его мнению, были “действительно гениями, каждый из них”. 

“Да крепнет мощь Советского Союза и да будет изобильна жизнь его народов!”. 

“Моя дорогая, – писал Грингласс своей жене (фото), – я, конечно, буду рад принять участие в общественном проекте [шпионаже], который задумали Юлий и его друзья [русские]”. 46

В ноябре 1944 года газета New York residency также сообщила о том, что блестящий девятнадцатилетний физик из Гарварда Теодор Элвин (“Тед”) Холл, работавший в то время в Лос-Аламосе, выразил готовность к сотрудничеству.

Помимо того, что его вдохновлял мифологический образ советского рабоче-крестьянского государства, который был символом веры для большинства идейных советских агентов, Холл (фото) убедил себя в том, что американская ядерная монополия будет угрожать миру в послевоенном мире. 

Таким образом, передача секретов проекта Манхэттен в Москву была способом “помочь всему миру”, а также Советскому Союзу. 

Как самому молодому из “атомных шпионов” Холлу дали соответствующее, пусть и прозрачное, кодовое имя MЛАД.

Хотя он был всего на год старше, его сокурсник по Гарварду, который первым свел Холла с НКГБ, Савиль Савой Сакс (фото), получил кодовое имя СТАР (“сокр. Старый”). ⁴⁷ Сам Холл впоследствии стал, вероятно, самым молодым крупным шпионом двадцатого века.

ПРОНИКНОВЕНИЕ в Лос-Аламос было частью более общего всплеска сбора советских разведданных в США в последние два года войны, когда агенты НКГБ, воодушевленные неумолимым продвижением Красной Армии к Берлину и открытием второго фронта, предвкушали славную победу над фашизмом. Количество рулонов микрофильмов, отправленных нелегальной резидентурой Ахмерова в Москву через Нью-Йорк, выросло с 211 в 1943 году до 600 в 1944 году и 1 896 в 1945 году. ⁴⁸ Однако Центру было трудно поверить, что шпионаж в Соединенных Штатах действительно может быть таким простым. В 1944-5 годах НКГБ все больше беспокоился о безопасности своих американских операций и стремился поставить их под более прямой контроль. ⁴⁹

Среди главных причин беспокойства была привычка Элизабет Бентли (фото) общаться с агентами, для которых она выполняла функции курьера. 

Когда контролер и любовник Бентли, Яков Голос, умер от внезапного сердечного приступа в День благодарения 1943 года, Ахмеров решил обойтись без курьера и выступить в роли ее нового контролера. 

Первые впечатления Бентли были о модно одетом “бойком мужчине лет тридцати” с экспансивными манерами. 

(На самом деле Ахмерову было сорок два года). 

Однако вскоре она поняла, что “несмотря на поверхностную внешность беззаботного балагура, он обладал жестким характером”. ⁵⁰ 

В течение следующих шести месяцев, хотя Бентли продолжала выполнять функции курьера для группы Сильвермастера в Вашингтоне, она чувствовала на себе все большее давление.

В марте 1944 года Эрл Браудер передал ей еще одну группу вашингтонских бюрократов, которые присылали ему разведданные, которые он ранее передавал Голосу. ⁵¹

Бентли считала Виктора Перло (РЕЙДЕРА – фото), правительственного статистика, который предоставлял разведданные о производстве самолетов, лидером этой группы – возможно, потому, что он выступал в качестве пресс-секретаря во время ее первой встречи с ними. ⁵² 

Ахмеров, однако, считал, что настоящим организатором был Чарльз Крамер (ЛОТ), правительственный экономист, и был взбешен тем, что сеть Перло/Крамера была передана Браудером не ему, а Бентли. 

В течение года, сказал он Центру, Зарубин и он хотели установить прямой контакт с этой группой, но Браудер не смог этого сделать. “Если мы будем работать с этой группой, – добавил Ахмеров, – необходимо будет убрать [Бентли]”. ⁵³

Бентли обратилась к Браудеру за поддержкой, поскольку она изо всех сил старалась оставаться курьером для вашингтонских сетей. “Ночь за ночью, после борьбы с [Ахмеровым], – писала Бентли позже, – я тащилась домой с мыслью поскорее добраться до постели, иногда слишком усталая, чтобы раздеться”. В конце концов, Бентли согласился организовать встречу между Ахмеровым и Сильвермастером (ПАЛ). Вскоре после этого, по словам Бентли, Ахмеров сказал ей, “сочась высокомерием:” “Эрл [Браудер] согласился передать Грега [Сильвермастера] мне… Иди и спроси его”. “Не будь наивной”, – сказал Браудер Бентли на следующий день. “Ты знаешь, что когда карты лягут, мне придется выполнять их приказы”. ⁵⁴ Ахмеров сообщил в Центр, что Бентли приняла ее исключение из группы Сильвермастера “очень близко к сердцу… очевидно, полагая, что мы ей не доверяем. Она обижена на РУЛЕВОГО [Браудера] за то, что он дал согласие на нашу связь с агентом ПАЛ. ⁵⁵

Бентли также была отстранена от контактов с группой Перло/Крамера. Горский попытался успокоить ее, пригласив на ужин в ресторан на набережной в Вашингтоне. Он начал с оплошности. “Надеюсь, еда будет хорошей, – сказал он. – Американцы такие глупые люди, что даже когда речь идет о таком простом деле, как приготовление еды, они делают это очень плохо”. “Ах, да”, – добавил он, заметив, как изменилось выражение лица Бентли. “Я на мгновение забыл, что вы тоже американка”. Далее Горский рассказал ей, что она была награждена орденом Красной Звезды (“одним из самых почётных, который вручается всем нашим лучшим бойцам”), и показал ей его факсимиле: “Мы все считаем, что вы отлично справились с поставленной задачей и у вас большое будущее”. УМНИЦА не успокоилась. ⁵⁶ Год спустя она тайно начала сливать свою историю ФБР.

Центр также беспокоило усиление наблюдения ФБР за советским консульством в Нью-Йорке, где находилось легальное место жительства, и предупреждение Дункана Ли (KOХ) в сентябре 1944 года о том, что Отдел безопасности УСС составляет список коммунистов и сочувствующих им в УСС. ⁵⁷ Нервозность Центра разделяли некоторые из его лучших агентов. Бентли обнаружил, что сам Ли “был на грани срыва… он был настолько сверхосторожен, что начал ползать по полу своей квартиры на коленях, осматривая телефонные провода, чтобы проверить, не манипулировал ли кто с ними”. ⁵⁸ Другой высокопоставленный советский агент, сотрудник Казначейства Гарри Декстер Уайт (ЮРИСТ), сказал своему контролеру, что, хотя он не беспокоится о своей личной безопасности, а его жена подготовилась “к любому самопожертвованию”, он должен быть очень осторожным из-за ущерба “новому курсу” (советскому делу), который будет нанесен, если его разоблачат как шпиона. Поэтому он предложил, чтобы в будущем у них были относительно редкие встречи, каждая продолжительностью около получаса, во время поездок в его машине. ⁵⁹

В ноябре произошел еще один тревожный случай, который, по словам Бентли, последовал за срочным предупреждением от агента в Белом доме, административного помощника Рузвельта Локлина Керри. Керри сообщил, что “американцы находятся на грани взлома советского кода”. ⁶⁰ Тревога, похоже, улеглась, когда выяснилось, что Керри ошибочно заключил, что поврежденная огнем кодовая книга НКГБ, полученная УСС от финнов, позволит расшифровать советские сообщения (которые прошли через дальнейшее, теоретически непробиваемое шифрование методом “одноразового блокнота”). ⁶¹ (Учитывая феноменальный успех англо-американских шифровальщиков во взломе немецких и японских шифров высшего класса, ошибка Керри вполне объяснима). По настоянию Рузвельта Донован вернул кодовую книгу НКГБ в советское посольство. Несомненно, обескураженный Фитин послал Доновану “искреннюю благодарность”. ⁶²

НЕСМОТРЯ НА все опасения Центра, что советский шпионаж вот-вот будет раскрыт, и несмотря на всю неразбериху в резидентурах, нетерпеливые американские и британские агенты НКГБ продолжали поставлять разведданные, поражающие своим количеством и качеством. После войны НКГБ с гордостью подсчитал, что общее число его агентов и информаторов (“конфиденциальных контактов”) по всему миру в военное время составляло 1240 человек, которые предоставили 41 718 разведывательных данных. Около 3 000 сообщений и документов внешней разведки были признаны достаточно важными, чтобы быть направленными в Государственный комитет обороны и Центральный комитет. Восемьдесят семь сотрудников внешней разведки были награждены за работу в военное время. ⁶³

Москва гораздо лучше использовала научно-технические данные, чем политическую разведку, которая всегда могла быть проигнорирована или сочтена подозрительной, если не соотносилась с теориями заговора Сталина – или с теориями Центра, которые были тесно связаны с его теориями. Научно-технические разработки с Запада, напротив, встречались ничего не подозревающими советскими учеными и технологами с распростертыми и объятиями. А. Ф. Иоффе, директор Ленинградского физико-технического института Академии наук СССР, писал о научно-технических разработках военного времени:

Информация всегда оказывается точной и по большей части очень полной… Я не встретил ни одного ложного вывода. Проверка всех формул и экспериментов неизменно подтверждает данные, содержащиеся в материалах”. ⁶⁴

Наиболее ценные научно-технические разработки касались атомной программы. Курчатов доложил Берии 29 сентября 1944 года, что разведка выявила создание для проекта МАНХЭТТЕН “концентрации научной и инженерно-технической мощи в невиданных в истории мировой науки масштабах, которая уже достигла бесценных результатов”. ⁶⁵ По подсчетам НКГБ, до ноября 1944 года он приобрел 1 167 документов по ядерным исследованиям, из которых 88 из США и 79 из Великобритании были признаны особо ценными. 66 Однако самое важное было еще впереди.

28 февраля 1945 года НКГБ представил Берии свой первый за два года всеобъемлющий отчет по атомной разведке – также первый, основанный на сообщениях из Лос-Аламоса.

28 февраля 1945 года НКГБ представил Берии свой первый за два года всеобъемлющий отчет по атомной разведке – также первый, основанный на сообщениях из Лос-Аламоса.

За пять месяцев до успешного испытания первой атомной бомбы в Аламогордо на юге штата Нью-Мексико Центр был проинформирован обо всех основных элементах ее конструкции. Информация, которую Фукс передал Голду на восточном побережье в середине февраля, поступила слишком поздно, чтобы быть включенной в оценку Центра. Отчет, переданный Берии, почти наверняка был основан главным образом на разведданных, полученных от девятнадцатилетнего Теодора Холла и Дэвида Грингласса. Можно не сомневаться, что разведданные Холла, доставленные в нью-йоркскую резидентуру его другом Сэвиллом Саксом, были более важными. Вероятно, именно Холл первым раскрыл имплозионный метод подрыва бомбы, хотя более подробный отчет Фукса об имплозии достиг Курчатова 6 апреля. ⁶⁷

Весной 1945 года Сакса в качестве курьера между Холлом и нью-йоркской резидентурой заменила Леонтина (“Лона”) Коэн (фото) под кодовым именем ЛЕСЛИ. “Лона” была завербована в 1941 году своим мужем Моррисом (кодовое имя ЛУИС), который стал советским агентом во время гражданской войны в Испании, служа в Интернациональных бригадах. Эта пара, впоследствии ставшая героями советской разведки, получила общее кодовое название ДАЧНИКИ, но их карьера агентов была прервана призывом Морриса в армию в 1942 году. В начале 1945 года “Лона” была вновь активизирована, чтобы действовать в качестве курьера как в Лос-Аламосе, так и в англо-канадском центре атомных исследований в Чок-Ривер, недалеко от Оттавы, в который также проникли советские агенты. Пока она устанавливала контакт с Холлом, Голд выполняла функции курьера для Фукса и Грингласса. Каждый из трех советских агентов был в полном неведении относительно шпионажа, осуществляемого двумя другими. ⁶⁸

Вполне вероятно, что и Фукс, и Холл независимо друг от друга представили планы первой атомной бомбы, каждый из которых Центр мог сверить с другим. ⁶⁹ Фукс и Холл также независимо друг от друга сообщили, что испытание первой атомной бомбы было назначено на 10 июля 1945 года, ⁷⁰ хотя в итоге из-за погодных условий его пришлось отложить на шесть дней. Через месяц Тихоокеанская война подошла к концу. После бомбардировок Хиросимы и Нагасаки 6 и 9 августа Япония капитулировала.

Последние драматические недели Тихоокеанской войны Лона Коэн провела в Нью-Мексико, ожидая, когда Холл доставит результаты испытаний в Аламогордо. Пропустив встречу в Альбукерке три воскресенья подряд, Холл наконец передал своему курьеру комплект особо секретных документов, вероятно, вскоре после капитуляции Японии. ⁷¹ Сев на поезд обратно в Нью-Йорк, Лона Коэн с ужасом увидела, что военная полиция обыскивает в пути багаж пассажиров. С поразительным самообладанием она засунула документы Холла в газету и дала ее полицейскому подержать, пока она открывала для досмотра свою сумочку и чемодан. Полицейский вернул газету, осмотрел ее сумочку и чемодан, и миссис Коэн благополучно вернулась в Нью-Йорк. ⁷²

Во многом благодаря Холлу и Фуксу первая советская атомная бомба, успешно испытанная чуть более четырех лет спустя, должна была стать точной копией бомбы из Аламогордо. В то время, однако, Центру было трудно поверить, что кража двух копий, возможно, самых важных секретных планов в истории Америки могла остаться незамеченной. Сам масштаб успеха заставлял НКГБ опасаться, что проникновение в Манхэттенский проект вскоре будет раскрыто американцами.

Офицером НКГБ, отвечавшим за разведданные, собранные в Лос-Аламосе в 1945 году, был Анатолий Антонович Яцков (псевдоним “Яковлев”, кодовое имя АЛЕКСЕЙ), инженер, завербованный НКВД в 1939 году и сменивший Квасникова на посту научно-технического резидента в США. ⁷³ 

Сегодня его вспоминают как одного из героев российской внешней разведки. ⁷⁴ 

В то время, однако, Центр относился к нему с яростной критикой. 

В июле 1945 года он пришел к выводу, что его неосторожность, вероятно, скомпрометировала МЛАДА, и осудил его “совершенно неудовлетворительную работу с агентами по ЭНОРМОЗ [проект МАНХЭТТЕН]”. ⁷⁵ 

В самый момент величайшего триумфа советской разведки в США – получения планов первой атомной бомбы – Центр неоправданно опасался, что вся операция ЭНОРМОЗ оказалась под угрозой.

ГРУ, как и НКГБ, добилось ряда поразительных успехов в Соединенных Штатах в военное время. Хотя советская военная разведка была вынуждена передать Фукса и большинство своих более важных довоенных американских агентов более могущественному НКГБ, ей удалось сохранить по крайней мере одного, которому Центр завидовал в 1945 году. Горский сообщил в Центр о разговоре между Ахмеровым и АЛЕСОМ (Элджером Хиссом), который последние десять лет работал на ГРУ. ⁷⁶

Хотя Хисс (фото) был высокопоставленным дипломатом, Ахмеров сказал, что ГРУ в целом мало интересовалось документами Госдепартамента и попросило Хисса и небольшую группу агентов, “в основном состоящую из его связей”, сосредоточиться на военной разведке. 

Однако в конце 1944 года роль Хисса как советского агента приобрела новое значение, когда он стал активно участвовать в подготовке к заключительной встрече “большой тройки” военного времени в Ялте в Крыму в феврале 1945 года.

Для советской разведки Ялта увенчалась еще большим успехом, чем Тегеран.

На этот раз и британская, и американская делегации, размещенные соответственно в богато убранных Воронцовском и Ливадийском (фото выше) дворцах, успешно прослушивались.

В основном женский персонал, использовавшийся для записи и расшифровки их частных бесед, был отобран и переправлен в Крым в обстановке строжайшей секретности.

Лишь по прибытии в Ялту они узнали, какую работу им поручили. НКГБ с определенным успехом пытался отвлечь обе делегации от наблюдения за ними пышным и внимательным гостеприимством, за которым лично следил толстый генерал НКГБ Сергей Никифорович Круглов (фото).

Когда дочь Черчилля, Сара (фото ниже), случайно упомянула, что лимон хорошо сочетается с икрой, в воронцовской оранжерее, как по волшебству, появилось лимонное дерево. 

На следующей конференции союзников, в Потсдаме, генерал Круглов был награжден орденом рыцаря британской империи, став единственным советским разведчиком, получившим почетное рыцарское звание.

В Ялте Сталин был информирован о своих союзниках даже лучше, чем в Тегеране. Все члены “Кембриджской пятерки”, которых больше не подозревали в том, что они двойные агенты, обеспечивали регулярный поток секретных документов разведки или Министерства иностранных дел в преддверии конференции, хотя невозможно определить, какие из этих документов были переданы лично Сталину. Элджеру Хиссу фактически удалось стать членом американской делегации. Проблемой, которая занимала большую часть времени в Ялте, было будущее Польши. Уже признав советское господство в Польше в Тегеране, Рузвельт и Черчилль предприняли запоздалую попытку добиться восстановления польской парламентской демократии и гарантии свободных выборов. И то, и другое было переиграно Сталиным, которому снова помогло детальное знание карт, находившихся в их руках. Он знал, например, какое значение его союзники придавали допуску некоторых “демократических” политиков в марионеточное польское временное правительство, уже созданное русскими. В этом вопросе, после первоначального сопротивления, Сталин милостиво уступил, зная, что “демократы” могут быть впоследствии исключены. После первой игры на время Сталин уступил и по другим второстепенным вопросам, предварительно подчеркнув их важность, чтобы сохранить согласие союзников на существование Польши под советским доминированием.

Наблюдая за действиями Сталина в Ялте, постоянный заместитель секретаря Министерства иностранных дел сэр Александр Кадоган (фото) считал, что он находится в другой лиге как переговорщик по сравнению с Черчиллем и Рузвельтом: “Он великий человек и очень впечатляюще выглядит на фоне двух других стареющих государственных деятелей”. 

Рузвельт, здоровье которого стремительно ухудшалось, а жить ему оставалось всего два месяца, напротив, показался Кадогану “очень вялым и хрупким”. ⁷⁹

Рузвельт и Черчилль покинули Ялту не чувствуя, что их обманули относительно истинных намерений Сталина. Даже Черчилль, до сих пор более скептически настроенный, чем Рузвельт, писал, исполненный уверенности: “Бедный Невилл Чемберлен полагал, что может доверять Гитлеру. Он ошибался. Но я не думаю, что я ошибаюсь в отношении Сталина”. ⁸⁰ Некоторое представление о том, как Москва считала, что хорошая разведка способствовала успеху Сталина в Ялте, дают поздравления Москвы Хиссу. Горский сообщал в Центр в марте 1945 года, после встречи Ахмерова и Хисса:

Недавно АЛЕС [Хисс] и вся его группа были награждены советскими орденами. После Ялтинской конференции, когда он уехал в Москву, советский человек на очень ответственном посту (АЛЕС дал понять, что это был товарищ Вышинский [заместитель министра иностранных дел]) якобы связался с АЛЕСом и по указанию военных СОСЕДЕЙ [ГРУ] передал ему свою благодарность и так далее. ⁸¹

Сожаление НКГБ о том, что ему не удалось вырвать Хисса у СОСЕДЕЙ, должно быть, усилилось в апреле, когда он был назначен исполняющим обязанности Генерального секретаря “организационной конференции” ООН в Сан-Франциско. ⁸²

ЗА ПОБЕДОНОСНОЙ Красной Армией, продвигавшейся с боями в Центральную Европу в последние месяцы войны, шли отряды “Смерша” (сокращение от “Смерть шпионам!”), военной контрразведки, выделенной из состава НКВД в 1943 году и перешедшей под непосредственный контроль Сталина как председателя Государственного комитета обороны и наркома обороны. ⁸³ Главной задачей “Смерша” был поиск предателей и советских граждан, сотрудничавших с врагом. По указанию Сталина он расставил свои сети очень широко, просеяв сквозь их ячейки более пяти миллионов человек. Миллион или более советских военнопленных, переживших ужасы немецких лагерей, рассматривались как предполагаемые дезертиры и отправлялись в ГУЛАГ, где многие из них погибли. Стремясь выполнить обязательства перед своим союзником, и британское, и американское правительства сотрудничали в проведении порой варварской репатриации.

Для Великобритании наиболее спорной частью принудительной репатриации была передача казаков и “диссидентствующих” югославов из южной Австрии Красной армии и войскам Тито в мае и июне 1945 года. Большинство из них сотрудничали с врагом, хотя иногда лишь номинально. 1 июня закаленные в боях солдаты 8-го Аргайлского полка, некоторые из которых были в слезах, получили приказ сорвать казачью религиозную службу и прикладами и штыками загнать несколько тысяч безоружных мужчин, женщин и детей в вагоны для скота. Подобные ужасы происходили и в последующие дни. Некоторые казаки убивали себя и свои семьи, чтобы спастись от пыток, казни или ГУЛАГа. Большинство из 45 000 репатриированных казаков были советскими гражданами, которых Черчилль и Рузвельт договорились в Ялте вернуть в Советский Союз. Но меньшинство, по разным оценкам от 3 000 до 10 000, составляли так называемые “старые эмигранты”, которые покинули Россию после гражданской войны, никогда не были гражданами Советского Союза и не подпадали под действие Ялтинского соглашения. Они также были репатриированы против воли. ⁸⁴

Среди “старых эмигрантов” была группа белых генералов, главными из которых были Петр Краснов, Андрей Шкуро и Султан Келеч (Клыч) Гирей ⁸⁵ , которых НКГБ и его предшественники преследовали на протяжении четверти века. Отряд “Смерш” был направлен в Австрию с заданием разыскать их. Первые запросы британцам об их местонахождении не дали никакого ответа, кроме заявления об отсутствии информации. Однако после обильной выпивки на ужине для англо-русских войск один британский солдат проболтался, что до недавнего времени генералы находились в лагере в деревне Гляйсдорф. ⁸⁶ Группа офицеров Смерша немедленно выехала в Гляйсдорф, где обнаружила, что, хотя генералы уехали, любовница Шкуро Елена (фамилия неизвестна) все еще находится там. Елену выманили из лагеря под предлогом, что к ней пришел посетитель. Подойдя к машине “Смерш”, она вдруг увидела внутри русских офицеров и замерла от страха. Ее быстро затащили в машину, и под жестоким допросом она, без сомнения, рассказала, что белые генералы обратились за защитой к Верховному главнокомандующему союзных войск фельдмаршалу Александру. Елена также сообщила, что у генералов было с собой четырнадцать килограммов золота. ⁸⁷ То, что произошло дальше, имеет такое значение, что записка Митрохина об этом заслуживает того, чтобы привести ее как можно полнее:

Чекисты [офицеры Смерша] снова подняли вопрос о генералах на встрече с … [британским] подполковником. Они упомянули, где находятся генералы. Чекисты предложили подойти к вопросу о судьбе генералов по-деловому. “Что вы имеете в виду?” – спросил англичанин. Ему объяснили. Если англичане спокойно передадут их одновременно с репатриацией казаков, то золото генералов останется у них. “Если старики останутся у вас, вы и ваши коллеги не получите никакой выгоды. Если же вы примете наш вариант, то получите золото”. Подполковник немного подумал и согласился. Он обсудил с двумя своими коллегами детали операции. Под предлогом, что их везут на переговоры в штаб Александра, генералов посадили в машины без вещей и повезли в Оденбург (Юденбург), где передали чекистам. Из рук Смерша они были переданы в Москву, на Голгофу Лубянки. ⁸⁸

Ни в одном другом источнике нет подтверждения утверждению в досье КГБ о том, что офицер британской армии (и, возможно, двое его коллег) были подкуплены, чтобы выдать белых генералов. Учитывая, что на месте не удалось отличить меньшинство несоветских казаков от остальных, они вполне могли быть сданы “Смершу” в любом случае. Однако генералы, вероятно, остались бы живы, если бы их прошения дошли до фельдмаршала Александра, который вполне мог их удовлетворить. Но прошения таинственным образом исчезли в пути. ⁸⁹

Быстрота и несправедливость “репатриации” проистекали главным образом из желания военных командиров на местах как можно скорее избавиться от нежелательной проблемы, в сочетании с убеждением, что индивидуальная проверка на предмет выявления казаков не советской национальности будет сложной, длительной и в некоторых случаях невыполнимой задачей.

21 мая бригадный генерал Тоби Лоу из 5 корпуса, который отвечал за “репатриацию”, издал приказ, определяющий, кто должен считаться советскими гражданами. 

Единственная группа белых русских, которую можно было коллективно идентифицировать как несоветскую, – Шуцкорпус под командованием полковника Анатолия Рогожина – по его указанию, не подлежала репатриации. 

Но в число тех, с кем следовало “обращаться как с советскими гражданами”, входили “Атаманская группа” (ведущим членом которой был генерал Краснов) и “Отряды генерал-лейтенанта Шкуро”. 

Лоу добавил, что “отдельные случаи [обращения] НЕ будут рассматриваться, если на них не будет особого давления”, и что “во всех сомнительных случаях человек будет рассматриваться как советский гражданин”. ⁹⁰

Если учесть все трудности, связанные с необходимостью сочетать лояльность к союзникам с уважением к правам человека, жестокость, с которой была проведена репатриация, остается, пожалуй, самым позорным эпизодом в британской военной истории ХХ века. “Я упрекаю себя только в одном”, – говорил позднее в НКГБ 76-летний белый генерал Краснов. “Почему я доверился англичанам?” 27 мая, незадолго до трех часов ночи, времени суток, которое очень любила советская служба безопасности, генерал Шкуро был разбужен неизвестным британским офицером, который сообщил ему, что он арестован, и отвел его под усиленной охраной подальше от казачьего лагеря. Другой, а может быть, тот же самый британский офицер позже передал генералу Краснову “срочное”, хотя и фальшивое, приглашение на конференцию с фельдмаршалом Александром, его бывшим соратником по оружию во время гражданской войны в России. Фотографы “Смерша” ждали, чтобы запечатлеть исторический момент, когда самые старые враги НКГБ будут переданы ему. ⁹¹ Для британской армии это был позорный момент. Для Сталина, “Смерша” и НКГБ – славная победа.

Примечания к Главе восьмой «Победа».

 1. Еще в 1990 году Валентин Фалин, глава международного отдела Центрального комитета, который в основном отвечал за определение требований внешней разведки, утверждал, что отчеты разведки 1943 года показали, что некоторые в Вашингтоне, а также в Лондоне рассматривали «возможность прекращения коалиции с Советским Союзом и достижении договоренности с нацистской Германией или с нацистскими генералами по вопросу ведения совместной войны против Советского Союза»: Поэтому, когда мы говорим о недоверии Сталина к Черчиллю, на определенном этапе к тем, кто окружает Рузвельта, а не столько к самому Рузвельту, мы должны обратить внимание на тот факт, что он основывал это недоверие на очень точном знании конкретных фактов. «Факты», представленные Центром, по всей вероятности, были просто теориями заговора, которые в большей или меньшей степени искажали оценки советской разведки на протяжении сталинской эпохи и даже после нее. (Интервью Кристофера Эндрю с Валентином Фалиным в Москве для BBC2, 12 декабря 1990 г.)

  2. Об операциях КП США против троцкистов и еретиков см. Клер, Хайнс и Фирсов, The Secret World of American Communism (Тайный мир американского коммунизма); цитата стр. 89.

  3. т. 6, гл. 12. О прослушивании Нельсона ФБР см. Также Клер, Хейнс и Фирсов, Тайный мир американского коммунизма, стр. 216-217. Разочаровывающе сдержанный отчет о карьере Стива Нельсона, американского радикала, сделанный Нельсоном, Барреттом и Раком, дает краткую ссылку на его работу над секретной комиссией партийного контроля (стр. 242).

  4. т. 6, гл. 12. О Хопкинсе см. выше, гл. 7.

  5. См. Выше, главу 7.

  6. Бенсон и Уорнер, ВЕНОНА, стр. xviii, n. 30 и документ 10. Авторы предполагают, что автором письма Гуверу «мог быть» Миронов. В одном из файлов, отмеченных Митрохиным, авторство Миронова практически установлено. Находясь в заключении НКВД в 1945 году, Миронов пытался переправить в американское посольство в Москве информацию о расправе над польским офицерским корпусом, аналогичную той, что содержалась в письме Гуверу в 1943 году (т. 5, раздел 11). Изучение письма Бена Фишера, написанного без доступа к записям Митрохина в файлах КГБ, направлено на разбор странного заявления Миронова о том, что Зарубин и его жена работали, соответственно, на японскую и немецкую разведку, чтобы «привлечь внимание ФБР» и уверить КГБ в том, что Гувер действовал против них. Но г-н Фишер также признает доказательства того, что Миронов «мог быть психически неуравновешенным» (Фишер, «Мистер Гувер», стр. 10-11). Файлы КГБ предполагают как навязчивую враждебность Миронова по отношению к Зарубину, так и намерение раскрыть перед Западом правду о расправе над польским офицерским корпусом. В письме Гуверу Миронов утверждал, что его настоящее имя – Марков; Однако в записях Митрохина он упоминается как Миронов.

  7. Зарубин в Центр, 3 июня 1943 г.: Расшифровка ВЕНОНЫ, 2-й выпуск, стр. 157-8. Зарубин переехал в Вашингтон в июне.

  8. Пришедший на смену коррумпированным губернаторам Хьюи и Эрлу Лонг Сэм Джонс заработал репутацию скрупулезной честности. О его сроке на посту губернатора см. Dawson, The Louisiana Governors (Луизианские губернаторы), стр. 255-259.

  9. т. 6, гл. 5, часть 2. «Офицер военной разведки» США мог знать о причастности Зарубина к расправе над польскими офицерами, содержащуюся в письме Миронова Гуверу.

  10. т. 6, гл. 5, часть 2.

  11. Судоплатов, Особые задачи, с. 196-7.

  12. т. 6, гл. 5, часть 2.

  13. Самолис. Ветераны Внешней разведки России, стр. 53-5. В этой книге под редакцией СВР предсказуемо не упоминаются различные злоключения Зарубина в Соединенных Штатах.

  14. т. 5, сек. 11. Судоплатов ошибочно утверждает, что Миронов был просто «госпитализирован и освобождён от службы» по причине шизофрении; Специальные задачи, стр. 197.

  15. Расшифровка ВЕНОНЫ 4-й выпуск, часть 4, стр. 115-16.

  16. т. 6, гл. 5, часть 2; т. 6, ок. 2, часть 7. Непосредственным преемником Зарубина на посту резидента в Нью-Йорке летом 1943 года, вероятно, временно, был Павел Кларин (кодовое имя ЛУКА); Расшифровка ВЕНОНЫ, 2-й выпуск, стр. 180 и далее. О предыдущей карьере Аббиате см. выше, гл. 4.

  17. Расшифровка ВЕНОНЫ, 3-й выпуск, часть 2, стр. 205-206.

  18. Расшифровка ВЕНОНЫ, 3-й выпуск, часть 3, с. 175. В телеграмме из Центра о назначении Аббиате резидентом он упоминается по его кодовому имени СЕРГЕЙ, идентифицированный в расшифровке АНБ как Правдин (псевдоним Аббиате в США). Перевод Апресяна в Сан-Франциско не обязательно был понижением в должности ввиду предстоящей организационной конференции ООН, на которой присутствовал агент НКГБ Гарри Декстер Уайт под председательством агента ГРУ Алджера Хисса.

  19. т. 7, гл. 2, 1; приложение. 3, п. 21.

  20. Среди документов, которые Филби передал НКГБ, были документы министерства иностранных дел Германии, полученные УСС в Швейцарии и, вероятно, также предоставленные агентами НКГБ в УСС. Филби, My Silent War (Моя тихая война), стр. 84-6; Эндрю, For the President’s Eyes Only (Только для президента), стр. 141-2.

  21. Боровик, Файлы Филби, стр. 232–3.

  22. Филби, Моя тихая война, гл. 6; Сесил, The Cambridge Comintern (Кембриджский Коминтерн). О Крётеншилде см. Модин, My Five Cambridge Friends (Мои пять кембриджских друзей), стр. 103-104, 124-125.

  23. Модин, Мои пять кембриджских друзей, с. 114. С 1944 по 1947 год Модин отвечал за файлы Пятерки в Центре, прежде чем был отправлен в Лондон в качестве их контролера.

  24. Эндрю и Гордиевский, КГБ, с. 314.

  25. Пинчер, Too Secret Too Long, p. 397.

  26. Сесил, Разделенная жизнь, стр. 74-5.

  27. т. 7, гл. 10, п. 9.

  28. Эндрю и Гордиевский, КГБ, стр. 309-12; Сесил, «Кембриджский Коминтерн».

  29. т. 7, гл. 10, приложение, п. 2.

  30. См. Выше, главу 7.

  31. В расшифровке ВЕНОНЫ есть ряд ссылок на кодовые имена Фукса. Позже Фукс сказал, что он никогда не знал, на какое подразделение советской разведки он работал. Во время допроса после ареста в 1950 году он утверждал, что ранее не знал, что существует более одного отделения. Эндрю и Гордиевский, КГБ, с. 323.

  32. Т. 6, гл. 6. ГРУ, тем не менее, сохранило контроль над своими агентами в англо-канадском центре атомных исследований в Чок-Ривер; Эндрю и Гордиевский, КГБ, стр. 325-6.

  33. Норвуд прекратила контакты с СОНЕЙ (в файлах КГБ именуется FIR) в 1944 году. Однако первый контакт Норвуд с ее новым (неустановленным) контролером, зафиксированный в записях Митрохина, имел место в 1945 году. 7, гл. 14, поз.17.

  34. т. 7, гл. 14, поз.17.

  35. Расшифровка ВЕНОНЫ, 5-й выпуск, часть 2, с. 249. Кодовое имя Норвуд в то время было ТИНА.

  36. Вест и Царев, The Crown Jewels (Драгоценности короны), с. 234.

  37. Расшифровка ВЕНОНЫ, 1-й выпуск, стр. 8-9.

  38. FBI FOIA 65-58805, д. 38, стр. 7.

  39. Расшифровка ВЕНОНЫ, 1-й выпуск, стр. 8-9.

  40. FBI FOIA 65-58805, файлы 38, 40.

  41. Расшифровка ВЕНОНЫ, 1-й выпуск, стр. 25, 27.

 

42. Свидетельства Голда, данные им ФБР о возобновлении контактов с Фуксом перепечатаны в Williams, Klaus Fuchs, Atom Spy, pp. 206-12.

  43. т. 6, гл. 8, часть 1.

  44. Среди агентов круга Розенберга были ученый Уильям Перл (ГНОМ), который предоставил разведданные о реактивных двигателях, и инженеры по военной электронике Джоэл Барр (METР) и Альфред Сарант (ХЬЮЗ), оба из которых были экспертами в области радиолокации; Расшифровка ВНЕНОНЫ, 1-й выпуск, стр. 12, 18-19, 47, 51. О зарождении шпионажа Розенберга, который первоначально, по словам Семенова, проводился «на принципах группы коммунистической партии», см. Вайнштейн и Васильев, The Haunted Wood  (Лес с привидениями), стр. 177-179.

  45. Расшифровка ВЕНОНЫ, 1-й выпуск, стр. 15, 36, 45-6.

  46. ​​Радош и Милтон, Дело Розенберга, гл. 3.

  47. Расшифровка ВЕНОНЫ, 1-й выпуск, стр. 44-5; 3-й выпуск, стр. 255-6, 261-6. Холл объяснил свою веру в то, что его атомный шпионаж был способом «помочь миру» в документальном фильме BBC Radio 4 VENONA (ведущий: Кристофер Эндрю; продюсеры: Марк Берман и Хелен Вайнштейн), впервые транслировавшемся 18 марта 1998 года.

  48. т. 6, гл. 5, часть 2.

  49. Расшифровка ВЕНОНЫ, 2-й выпуск, с. 424.

  50. Бентли, Out of Bondage, стр. 160-1. Первая расшифровка ВЕНОНЫ, в которой Ахмеров сообщает разведывательные данные Bentley, датирована 11 декабря 1943 года; Расшифровка ВЕНОНЫ, 2-й выпуск, стр. 430-1.

  51. Bentley, Out of Bondage, стр. 163-5. История Bentley снова в значительной степени подтверждается данными ВЕНОНЫ и другими доказательствами. Ср. Расшифровка ВЕНОНЫ, 3-й выпуск, часть 1, стр. 26-8; и Клер, Хайнс и Фирсов, The Secret World of American Communism (Тайный мир американского коммунизма), стр. 312-15.

  52. т. 6, гл. 5, часть 2. Несомненно, Митрохин в этой заметке не случайно называет Перло как ПЕЛ. ВЕНОНА и другие источники ясно дают понять, что ПЕЛ (также под кодовыми именами ПАЛ и РОБЕРТ) был Грегом Сильвермастером. Другими членами группы Перло (РЕЙДЕРА), которых все называют коммунистами, были Чарльз Крамер, Эдвард Фицджеральд, Гарри Магдофф, Джон Абт, Чарльз Флато и Гарольд Глассер.

  53. Расшифровка ВЕНОНЫ, 3-й выпуск, часть 1, стр. 26-8.

  54. Bentley, Out of Bondage, стр. 166-7. В очередной раз ВЕНОНА подтверждает суть версии событий Bentley.

  55. Расшифровки ВЕНОНЫ, 3-й выпуск, часть 1, с. 272.

  56. Bentley, Out of Bondage, стр. 173-7.

  57. Расшифровки ВЕНОНЫ, 1-й выпуск, часть 1, с. 14; 3-й выпуск, часть 2, с. 139, 152, 196.

  58. Bentley, Out of Bondage, стр. 179–80.

  59. Расшифровка ВЕНОНЫ, 3-й выпуск, часть 2, стр. 17-18. В январе 1945 года Уайт был назначен помощником министра финансов.

  60. Ромерштейн и Левченко, КГБ против «главного врага», стр. 111-12. Джордж Сильверман, которому (по словам Бентли) Карри поспешил передать свое предупреждение, «как бы запыхавшись», в расшифровках ВЕНОНЫ идентифицируется как советский агент (кодовое имя ЭЛЕРОН). Сам Карри вполне может быть агентом под кодовым названием ПЕЙДЖ (PAGE), на который есть несколько ссылок в расшифровках. Отрицая, что он когда-либо был советским шпионом, Карри позже признал, что его принимали в доме Горского. Высокопоставленные чиновники Белого дома, такие как Карри, входили в очень небольшую группу, располагающую строго засекреченной информацией о том, что УСС получило обгоревшую кодовую книгу НКГБ. В записках Митрохина нет упоминания о Карри.

  61. Старший агент ФБР, который участвовал в раннем анализе расшифровок ВЕНОНЫ, Роберт Лэмпхер, ошибочно утверждает в своих мемуарах The FBI-KGB War (Война ФБР и КГБ, стр. 87ff), что шифровальная книга НКГБ позже использовалась для облегчения процесса расшифровки. National Security Agency, Introductory History of VENONA and Guide to the Translations (Агентство национальной безопасности, Введение в историю ВЕНОНЫ и руководство по переводам), стр. 8.

  62. Эндрю и Гордиевский, КГБ, с. 295.

  63. vol. 6, гл. 8, часть 1. т. 7, гл. 2, п. 22.

  64. т. 6, гл. 6.

  65. Холлоуэй, Sources for Stalin and the Bomb (Источники для Сталина и бомбы), с. 5.

  66. т. 7, гл. 2, п. 19.

  67. Олбрайт и Кунстел, Bombshell, стр. 121-7.

  68. Олбрайт и Кунстел, Bombshell, гл. 15. Карьера Морриса и «Лоны» Коэна кратко изложена в томе. 6, гл. 5, часть 2.

  69. Олбрайт и Кунстел, Bombshell, pp. 138-9.

  70. Отчет НКГБ Берии от 10 июля 1945 г., впервые опубликован в газете «Курьер Советской разведки» (1991); выдержка перепечатана у Судоплатова, Особые задания, приложение 4, стр. 474-5 (Судоплатов ошибочно идентифицирует МЛАДА как Понтекорво).

  71. История поездки Лоны Коэн в Альбукерк кратко рассказана в ее краткой биографии у Самолис, Ветераны Внешней разведки России, с. 71. См. Также Олбрайт и Кунстел, Bombshell, гл. 17.

  72. т. 6, гл. 5, часть 2. Неудивительно, что эта замечательная сказка постепенно улучшалась  рассказчиками. В некоторых последних русских версиях госпожа Коэн прятала документы в коробке с салфетками. Менее продуманная версия, отмеченная Митрохиным, кажется более надежной. Однако он не называет ученого из Лос-Аламоса, который предоставил документы.

  73. vol. 6, ок. 2, часть 5. Первое упоминание ВЕНОНЫ об ответственности Яцкова за ЭНОРМОЗА датируется 23 января 1945 года; Расшифровка VENONA, 1-й выпуск, стр. 60.

  74. Самолис, Ветераны Внешней разведки России, с. 169-71.

  75. Расшифровки ВЕНОНЫ, 3-й выпуск, часть 2, с. 268.

  76. Хотя в заметках Митрохина есть ссылки на большинство наиболее известных, а также на нескольких ранее неизвестных советских шпионов в Соединенных Штатах военного времени, все они относятся к агентам НКВД / НКГБ. Таким образом, нет никакого упоминания о Хиссе, который работал на советскую военную разведку.

  77. Расшифровка ВЕНОНЫ, 3-й выпуск, часть 3, с. 207.

  78. к-27, приложение, п. 21.

  79. Эндрю и Гордиевский, КГБ, стр. 343-8.

  80. Kimball, Forged in War, p. 318.

  81. Расшифровки ВЕНОНЫ, 3-й выпуск, часть 3, с. 207. Сноска к этой расшифровке, добавленная АНБ в 1969 году, идентифицирует ALES как «вероятно, Алджера Хисса». Имеющиеся в настоящее время подтверждающие доказательства ставят эту идентификацию вне разумных сомнений. Из четырех американцев (не считая сотрудников посольства США), которые отправились в Москву после Ялты, только Хисс подходит под описание ЭЛЯ (ALES) Горским (Мойнихан, Secrecy (Секретность), стр. 146-148). Гордиевский вспоминает лекцию в Центре, на которой Ахмеров упомянул о своих контактах с Хиссом во время войны. Файлы венгерской разведки по делу Ноэля Филда показывают, что Филд также идентифицировал Хисса как советского агента. Уиттакер Чемберс, бывший агент ГРУ, разоблачивший Хисса, показал, что, как указано в телеграмме Горского, Хисс впервые начал поставлять разведывательные данные в Москву в 1935 году. И Чемберс, и Бентли, как и Горский, причастны к некоторым членам семьи Хисса, а также к самому Хиссу как к участникам в советском шпионаже. Еще одно свидетельство, указывающее на Хисса, было получено от советского перебежчика Игоря Гузенко в 1945 году. Хотя срок давности помешал преследованию Хисса за шпионаж в 1950 году, доказательства, использованные для осуждения его за лжесвидетельство в том же году, за ложь о предоставлении правительственных документов коммунистическому шпионажу, остаются неопровержимыми. См. в частности: Брейндел, Hiss’s Guilt (Вина Хисса), New Republic (15 апреля 1996 г.); Шмидт, The Hiss Dossier (Досье Хисса), New Republic (8 ноября 1993 г.); Вайнштейн, Perjury (Лжесвидетельство; Эндрю и Гордиевский, КГБ. ALES в кириллице выглядит как сокращение от «Alger Hiss» (? – недоумение переводчика) – одного из ряда советских кодовых имен того периода, которые содержат ключи к разгадке личности соответствующего агента.

  82. Эндрю и Гордиевский, КГБ, с. 347. На основе контактов Ахмерова с Хиссом (что очень необычно в случае агента ГРУ), Эндрю и Гордиевский ошибочно пришли к выводу, что Хисс к настоящему времени был агентом НКГБ, как и другие ведущие американские агенты ГРУ конца 1930-х годов.

  83. vol. 5, разд. 4. Эндрю и Гордиевский, КГБ, с. 350-1. В 1946 году СМЕРШ был реорганизован для условий  мирного времени и возвращен под контроль МГБ, послевоенного преемника НКВД.

  84. Бетелл, The Last Secret (Последний секрет); Толстой, Victims of Yalta (Жертвы Ялты;) Толстой, Stalin’s Secret War (Тайная война Сталина), гл. 17; Найт, Harold Macmillan and the Cossacks (Гарольд Макмиллан и казаки); Митчелл, Цена репутации, гл. 1, 3, 5. Толстой дает наиболее подробное и трогательное описание принудительной репатриации казаков, но, как показывает Найт, преувеличивает личную ответственность Гарольда Макмиллана, министра-резидента в Италии и политического советника верховного главнокомандующего союзниками фельдмаршала. Александра. Митчелл также заключает, что «ответственность Макмиллана за то, что в конечном итоге произошло, следует признать небольшой». Обвинение Толстого в адрес лорда Алдингтона (бывшего бригадного генерала Тоби Лоу) в совершении им военных преступлений в связи с репатриацией, привело к присуждению в 1989 году лорду Алдингтону компенсации в размере 1,5 миллиона фунтов стерлингов за клевету.

  85. Четвертый белый генерал в списке «самых разыскиваемых» Смерша, Тимофей Доманов, был бывшим советским гражданином, судьба которого, в отличие от трех других, была решена в Ялте.

  86. vol. 5, разд. 4. Высокопоставленный британский офицер сообщил: «Все отношения с Советским Союзом были очень дружественными, с большим кол-вом потребленных ВИСКИ и ВОДКИ»; Найт, «Гарольд Макмиллан и казаки», с. 239.

  87. Том. 5, разд. 4, стр. 2-4.

  88. По юридическим причинам в первом предложении записки Митрохина опущены шесть слов; в них нет имени подполковника. т. 5, разд. 4, стр. 5. В мемуарах заместителя главнокомандующего Красной Армией генерала Сергея Матвеевича Штеменко не упоминается о взяточничестве, но подтверждается часть последовательности событий в файлах КГБ: «Советское правительство тогда сделало твердое заявление нашим союзникам по поводу дел Краснова, Шкуро, Султана Гирея и других военных преступников. Британцы потянули немного, но поскольку ни старые белогвардейские генералы, ни их войска многого не стоили, они всех погрузили в грузовики и передали советам. (Толстой, Тайная война Сталина, с. 298).

  89. Александр дал указание 22 мая 1945 года: «Все те, кто являются советскими гражданами и могут быть переданы русским без применения силы, должны быть возвращены 8-й армией. Все остальные должны быть эвакуированы в 12-ю группу армий». Утверждалось, что 5-й корпус, часть 8-й армии, которая передала казаков, впоследствии пришла к выводу, что ей тем не менее была предоставлена ​​«свобода действий» для применения силы в случае необходимости. Споры продолжаются. Митчелл, Цена репутации, стр. 49-54. Бригадный генерал Лоу улетел в Великобританию 22 или 23 мая, за несколько дней до начала «репатриации». Нет никаких предположений о том, что если и имел место подкуп, он каким-либо образом знал об этом.

  90. Найт, «Гарольд Макмиллан и казаки», стр. 248-52.

  91. Толстой, Жертвы Ялты, с. 182, 188, 193, 266-8. О казни генералов было объявлено в короткой заметке в « Правде» 17 января 1947 года.

Впервые было опубликовано 16 апреля 2023 года