АРХИВ МИТРОХИНА. ГЛАВА 6. ВОЙНА

 

АРХИВ МИТРОХИНА. ГЛАВА 6. ВОЙНА

^{Главное здание Школы особого назначения в Балашихе, где в первые годы размещалось общежитие для слушателей и учебные классы}

В последние месяцы 1940 года, когда Троцкий был мертв, а кровопускание внутри ИНО закончилось, Центр попытался восстановить свою сеть внешней разведки.

До Большого террора все новобранцы ИНО проходили индивидуальную подготовку на секретных квартирах в Москве и держались строго отдельно от других стажеров.

Однако к 1938 году так много офицеров ИНО были разоблачены как (мнимые) враги народа, что Центр решил, что для увеличения притока новых рекрутов необходимо групповое обучение. Приказом НКВД №. 00648 от 3 октября была создана первая в Советском Союзе школа подготовки сотрудников внешней разведки, скрытая от посторонних глаз в лесу в Балашихе, в пятнадцати милях к востоку от МКАД. Получившая официальное название “Школа Особого Назначения”, но более известная под аббревиатурой ШОН, она набиралась либо из членов партии и комсомола с высшим образованием, либо из новых выпускников университетов Москвы, Ленинграда, Киева и других городов. ¹

Поскольку большинство новобранцев сталкивались лишь с тесными, убогими условиями жизни в переполненных городских многоквартирных домах, колхозах и армейских казармах, была предпринята попытка приобщить их к благородной жизни, чтобы они чувствовали себя непринужденно в западном “высшем обществе”. Их комнаты были обставлены тем, что в официальной истории торжественно описывается как “ковры, удобная и красивая мебель, со вкусом подобранные картины на стенах, отличное постельное белье и дорогие покрывала”. ² Не имея опыта личного уединения, стажеры были бы дезориентированы раздельным размещением, даже если бы позволяло пространство, поэтому их размещали по двое в комнате. Учебный план включал в себя четыре часа в день на иностранные языки, два часа на обучение ремеслу разведки, лекции по истории КПСС, всемирной истории, дипломатии, философии, религии и живописи – эклектичный набор, призванный как укрепить их идеологическую ортодоксальность, так и познакомить с западной буржуазной культурой. ³ Также регулярно проводились музыкальные вечера. Инструкторы, имевшие опыт жизни на Западе, проводили для слушателей экспресс-курсы по буржуазным манерам, дипломатическому этикету, модной одежде и “хорошему вкусу”. ⁴ В течение первых трех лет в ШОН ежегодно набиралось около 120 слушателей – все, кроме четырех, мужчины.⁵

Самым успешным из первого набора студентов ШОН был Павел Михайлович Фитин (фото), чья ранняя карьера прошла в сельскохозяйственном издательстве. В феврале 1938 года он был принят на работу в школу внутренней подготовки НКВД, чтобы заполнить одну из многочисленных вакансий, вызванных ликвидацией “врагов народа” в его рядах. В октябре его перевели в ШОН, где, согласно официальному жизнеописанию, его “высокий интеллект и выдающиеся организаторские способности” сразу же произвели впечатление. Спустя всего несколько месяцев, когда его подготовка еще не была завершена, он был призван в ряды внешней разведки. В мае 1939 года он был назначен руководителем ИНО. В возрасте тридцати одного года Фитин был самым молодым и самым неопытным руководителем внешней разведки в советской истории. Во время его внезапного повышения его перспективы, должно быть, казались плохими. За предшествующие пятнадцать месяцев хаоса три его предшественника были ликвидированы, а четвертый переведен на другую работу. ⁶ Фитин, однако, оказался удивительно живучим. Он оставался главой ИНО семь лет – самый долгий срок, который кто-либо занимал этот пост с 1920-х годов, – прежде чем потерял благосклонность и вернулся в провинциальную безвестность. 7

В конце 1940 года по приказу Фитина в Лондон были направлены четыре офицера ИНО для возобновления работы легальной резидентуры. Новым резидентом стал Анатолий Вениаминович Горский (кодовое имя ВАДИМ – фото), последний сотрудник разведки, отозванный из Лондона до закрытия резидентуры в феврале этого года. ⁸ Горский был мрачным, работоспособным, лишённым чувства юмора ортодоксальным сталинистом, далеко не похожим на великих нелегалов середины 1930-х годов. Блант за глаза дразнил его  “плоскостопым” и несимпатичным. ⁹ Другой его агент военного времени описывал его как “невысокого, толстого человека лет тридцати, со светлыми волосами, зачесанными назад, с очками на носу, не скрывавшими пару проницательных, холодных глаз”. ¹⁰ Как и Фитин, Горский был обязан своим быстрым продвижением по службе недавней ликвидации большинства своих коллег.

Однако Горский вернулся в Лондон гораздо более подготовленным, чем во время предыдущей командировки, когда он был вынужден запрашивать в Центре справочные материалы по Киму Филби. ¹¹ В канун Рождества 1940 года он сообщил, что возобновил контакт с SÖHNCHEN. Центр, казалось, ликовал по поводу сообщения Горского. Летом 1940 года Берджессу удалось завербовать Филби в отдел D СИС, который вскоре после этого был объединен в новую организацию, Исполнительный комитет по специальным операциям (SOE), получивший от Черчилля указание “поджечь Европу” путем ведения подрывной войны в тылу врага. После шестинедельного разгрома Франции и Нидерландов приказы премьер-министра оказались преувеличенно оптимистичными. Центр, однако, тепло встретил сообщение Горского о том, что Филби “работал политическим инструктором в учебном центре британской разведки, готовя агентов-саботажников для отправки в Европу”. Однако в ранних отчетах Филби был один большой сюрприз. “Согласно данным SÖHNCHEN, – сообщал Горский в Центр, – [SOE] еще не послала своих агентов в СССР и даже еще не готовит их. СССР стоит десятым в списке стран, в которые должны быть направлены агенты”. Ошибочно полагая, что Советский Союз остается приоритетной целью, скептически настроенный сотрудник Центра подчеркнул этот отрывок и поставил на полях два больших красных вопросительных знака. ¹²

В начале 1941 года лондонская резидентура возобновила контакты с другими членами “пятерки”. Маклин продолжал предоставлять большое количество документов Министерства иностранных дел. В отличие от Филби, Берджесс не смог добиться перевода из отдела D СИС в SOE и вернулся на Би-би-си. Бланту, однако, удалось поступить на работу в Службу безопасности, МИ-5, летом 1940 года. Помимо предоставления большого количества материалов из досье МИ5, Блант также использовал в качестве субагента одного из своих бывших учеников в Кембридже, Лео Лонга (кодовое имя ЭЛЛИ), который работал в военной разведке. ¹³ Среди первых разведданных, полученных Блантом из досье МИ-5, было свидетельство того, что за два года до начала Второй мировой войны НКВД забросил одного из своих лучших британских агентов. Летом 1937 года, на пике паранойи, порожденной Большим террором, Центр пришел к абсурдному выводу, что капитан Кинг, шифровальщик Министерства иностранных дел, завербованный тремя годами ранее, был выдан британской разведке Теодором Мали, нелегальным резидентом в Лондоне. Блант показал, что Кинг оставался нерассекреченным до тех пор, пока его не опознал советский перебежчик в начале войны. ¹⁴

Кэрнкросс тоже сумел занять то место в Уайтхолле, которое Центр считал главным. В сентябре 1940 года он покинул Казначейство и стал личным секретарем одного из министров Черчилля, лорда Хэнки, канцлера герцогства Ланкастерского. Хотя Хэнки не был членом Военного кабинета (первоначально состоявшего только из пяти старших министров), он получал все документы кабинета, возглавлял многие секретные комитеты и отвечал за контроль над работой разведывательных служб. ¹⁵ К концу года Кэрнкросс предоставлял так много секретных документов – среди них протоколы заседаний Военного кабинета, отчеты СИС, телеграммы Министерства иностранных дел и оценки Генерального штаба, – что Горский жаловался, что приходится передавать слишком много шифровок. ¹⁶

В 1941 году Лондон был самой продуктивной легальной резидентурой НКВД. Согласно секретной статистике Центра, резидентура переслала в Москву 7 867 секретных политических и дипломатических документов, 715 – по военным вопросам, 127 – по экономическим и 51 – по британской разведке. ¹⁷ Кроме того, она предоставляла множество других отчетов, основанных на устной информации, полученной от “пятерки” и других агентов. Трудно избежать вывода о том, что до вступления Советского Союза в войну большая часть этой сокровищницы высококачественных разведданных была просто утрачена. Понимание Сталиным британской политики было настолько искажено теорией заговора, что никакое количество хороших разведданных не могло его просветить. Несмотря на то, что Великобритания и Германия находились в состоянии войны, он продолжал верить – как он делал это с середины 1930-х годов – что британцы замышляют поссорить его с Гитлером. Вера диктатора в несуществующий британский заговор застила его глаза и он проморгал реальный немецкий заговор с целью вторжения в Советский Союз.

ЛЕГАЛЬНАЯ РЕЗИДЕНЦИЯ в посольстве в Берлине возобновила работу в 1940 году примерно в то же время, что и в Лондоне. В июне 1938 года НКВД потерял связь со своим самым важным немецким агентом Арвидом Харнаком (кодовое имя КОРСИКАН – фото), сотрудником Министерства экономики. Ранним утром 17 сентября 1940 года контакт был возобновлен вновь прибывшим заместителем берлинского резидента Александром Михайловичем Коротковым (псевдоним “Эрдберг”, кодовые имена САША и ДЛИННЫЙ). Тот факт, что Коротков просто постучал в дверь Харнака и договорился об их следующей встрече в советском посольстве, свидетельствует как о снижении уровня профессионализма, вызванном ликвидацией большинства опытных сотрудников ИНО, так и о том, что гестапо на этом этапе войны было гораздо менее вездесущим, чем принято считать.

Один из членов немецкого коммунистического подполья, Рейнхольд Шёнбрунн, позже вспоминал:

У Харнака… было мало чувства юмора, и мы, его коллеги, не чувствовали себя спокойно в его присутствии. В нем было что-то от пуританина, что-то узкое и доктринерское. Но он был чрезвычайно предан своему делу.

Подобно Берджессу и Филби, Харнак был настолько мотивирован, что продолжал вербовать источники разведывательной информации даже в течение двух с четвертью лет, когда он был вне контакта с Центром. Коротков сообщил, что Харнак поддерживал связь с небольшой сетью из примерно шестидесяти человек, хотя он не мог “лично поручиться за каждого”:

КОРСИКАН описывает способ маскировки своей деятельности: хотя не все члены круга знают друг друга, существует нечто вроде цепочки. Сам КОРСИКАН старается оставаться на заднем плане, хотя он находится в самом центре организации. ¹⁸

Самым важным из источников, культивируемых Харнаком, был лейтенант разведслужбы Люфтваффе Харро Шульце-Бойзен под кодовым именем СТАРШИНА, чья динамичная личность составляла разительный контраст с хмурым Харнаком. Леопольд Треппер, знавший их обоих, считал Шульце-Бойзена “настолько же страстным и вспыльчивым, насколько Арвид Харнак был спокойным и рефлексивным”. Его высокий рост, атлетическое телосложение, светлые волосы, голубые глаза и арийские черты лица были далеки от стереотипа гестапо о коммунистическом диверсанте. 15 марта 1941 года Центр приказал Короткову установить прямой контакт с Шульце-Бойзеном и убедить его создать собственную сеть информаторов, независимую от Харнака. Шульце-Бойзена пришлось уговаривать недолго. ¹⁹

Даже более опытному офицеру разведки, чем Коротков, было бы трудно управлять Харнаком, Шульце-Бойзеном и их группами агентов. Обе сети подвергали себя повышенному риску, сочетая тайную оппозицию нацистскому режиму со шпионажем в пользу Советского Союза.

Шульце-Бойзен и его гламурная жена Либертас (фото) проводили вечерние дискуссии в группах для членов и потенциальных вербовщиков антигитлеровского подполья. Многочисленные любовники Либертас увеличивали опасность разоблачения. Когда молодые сопротивленцы расклеивали антинацистские плакаты на стенах Берлина, Шульце-Бойзен стоял на страже, одетый в форму Люфтваффе, с пистолетом со снятым предохранителем наготове. ²⁰

Наиболее важные разведданные, полученные сетями Харнака и Шульце-Бойзена в первой половине 1941 года, касались подготовки Гитлера к операции “Барбаросса”, вторжению в Россию. 16 июня Коротков передал в Центр сообщение о том, что разведданные этих двух сетей указывают на то, что “вся военная подготовка Германии к нападению на Советский Союз завершена, и удар можно ожидать в любое время”. ²¹ Аналогичные разведданные поступали из источников НКВД, расположенных так далеко, как Китай и Япония. Позднее историки КГБ насчитали “более сотни” разведывательных предупреждений о подготовке к нападению Германии, переданных Фитиным Сталину в период с 1 января по 21 июня. ²² Другие были получены от военной разведки. Все они были проигнорированы. Сталин был так же невосприимчив к хорошим разведданным из Германии, как и к хорошим данным разведки из Великобритании.

Большой террор закрепил параноидальную тенденцию в оценке советской разведки. Многие сотрудники НКВД разделяли, если обычно в менее гротескной степени, пристрастие Сталина к теории заговора. Тем не менее, основная вина за катастрофическую неспособность предвидеть внезапное нападение 22 июня лежит на самом Сталине, который продолжал действовать в качестве главного аналитика данных разведки. Сталин не просто проигнорировал ряд совершенно точных предупреждений. Он осудил многих из тех, кто их давал.

Его ответом на донесение Шульце-Бойзена, полученное НКВД 16 июня, было матерным: “Можете послать свой ‘источник’ из немецких ВВС к ебеней матери! Это не “источник”, а дезинформатор. Я. Сталин”. ²³ Сталин также осыпал оскорблениями великого нелегала ГРУ Рихарда Зорге, который посылал подобные предупреждения из Токио, где он проник в немецкое посольство и соблазнил жену посла. Предупреждения Зорге об операции “Барбаросса” были отвергнуты Сталиным как дезинформация от «лживого говна, устроившего себе несколько мелких фабрик и борделей в Японии”. ²⁴

Сталин гораздо меньше подозревал Адольфа Гитлера, чем Уинстона Черчилля, злого гения, который двадцать лет назад проповедовал антибольшевистский крестовый поход во время гражданской войны и с тех пор плел заговоры против Советского Союза. За многими сообщениями о готовящемся нападении Германии Сталин видел кампанию дезинформации Черчилля, призванную продолжить давний британский заговор с целью столкнуть его с Гитлером. Личные предупреждения Черчилля Сталину о подготовке к “Барбароссе” только усилили его подозрения. Из разведывательных отчетов, направляемых лондонской резидентурой, Сталин почти наверняка знал, что до июня 1941 года Объединенный разведывательный комитет (JIC), орган, ответственный за основные оценки британской разведки, не верил, что Гитлер готовит вторжение. Еще 23 мая он доложил Черчиллю, что “преимущества… заключения соглашения с СССР для Германии являются страшно важными”. ²⁵ Оценки JIC, вероятно, были расценены Сталиным как еще одно доказательство того, что предупреждения Черчилля были направлены на то, чтобы обмануть его. Глубокие подозрения Сталина в отношении Черчилля и британской политики в целом были ловко использованы немцами. В рамках операции по обману, предшествовавшей “Барбароссе”, абвер, немецкая военная разведка, распространил сообщения о том, что слухи о предстоящем нападении Германии были частью британской кампании по дезинформации.

К началу июня сообщения о передвижении немецких войск к советской границе были слишком многочисленны, чтобы даже Сталин мог объяснить их просто как британскую дезинформацию.

На частном обеде в германском посольстве в Москве посол, граф фон дер Шуленберг (фото), заявил, что Гитлер точно принял решение о вторжении. “Вы спросите меня, почему я это делаю, – сказал он изумленному советскому послу в Германии Владимиру Георгиевичу Деканозову. “Я воспитан в духе Бисмарка, который всегда был противником войны с Россией”. В ответ Сталин заявил Политбюро: “Дезинформация теперь достигла уровня послов!”. ²⁶ Однако 9 июня или вскоре после этого Сталин получил сообщение о том, что германское посольство получило телеграмму с приказом готовиться к эвакуации в течение недели и начало сжигать документы в подвале. ²⁷

Хотя Сталин по-прежнему был озабочен несуществующим британским заговором, он все больше начинал подозревать и немецкий заговор, хотя и не направленный на внезапное нападение. Поскольку скрывать передвижение немецких войск становилось все труднее, абвер распространял слухи о том, что Гитлер готовится предъявить ультиматум, подкрепленный демонстрацией военной мощи, требуя новых уступок от Советского Союза. Именно эта иллюзорная угроза ультиматума, а не реальная угроза немецкого вторжения, все больше беспокоила Сталина в течение нескольких недель и дней перед началом осуществления плана “Барбароса”. Он был не одинок. Целый ряд иностранных государственных деятелей и журналистов также оказались вовлеченными в распространяемые слухи о германском ультиматуме. ²⁸

Берия стремился защитить свое положение главы НКВД, выражая все большее негодование в отношении тех, кто внутри и вне НКВД осмеливался посылать сообщения о подготовке к немецкому вторжению. 21 июня 1941 года он приказал “стереть в пыль” четырех сотрудников НКВД, которые упорствовали в отправке таких сообщений. В тот же день он написал Сталину письмо с характерной для него смесью жестокости и подхалимства:

Я вновь настаиваю на отзыве и наказании нашего посла в Берлине Деканозова, который продолжает бомбардировать меня “донесениями” о якобы готовящемся нападении Гитлера на СССР. Он сообщил, что это нападение начнется завтра… Но я и мой народ, Иосиф Виссарионович, прочно закрепили в своей памяти Ваш мудрый вывод: Гитлер не собирается нападать на нас в 1941 году”. ²⁹

Под угрозой за предоставление разведданных о предстоящем немецком вторжении находился и старший офицер ИНО Василий Михайлович Зарубин (фото), впоследствии главный резидент в США. ³⁰ В начале 1941 года Зарубин был направлен в Китай для встречи с Вальтером Стеннесом, немецким советником лидера китайских националистов Чан Кай Ши. Стеннес когда-то был заместителем начальника гитлеровских штурмовиков, Штурмабтейлунга, но после увольнения в 1931 году затаил на него обиду. В 1939 году к Стеннесу обратились из резидентуры НКВД в Чангкинге, и он согласился поставлять разведывательную информацию о Гитлере. В феврале 1941 года Зарубин сообщил в Центр, что посетитель из Берлина тайно заверил Стеннеса, что “нападение немцев на СССР… планируется на конец мая этого года” (первоначальная дата, установленная Гитлером, но позже перенесенная). ³¹ 20 июня Зарубин передал телеграмму: “ДРУГ [Стеннес] повторяет и подтверждает категорически на основе абсолютно достоверной информации, что Гитлер завершил подготовку к войне против СССР”. ³² Фитин возмутил Берию тем, что принял эти и подобные предупреждения всерьез. Официальная история СВР правильно заключает: “Только начало войны спасло П.М. Фитина от расстрела”. ³³

Неожиданность сокрушительного немецкого вторжения ранним утром 22 июня стала возможной как благодаря характеру советской разведывательной системы того времени, так и благодаря личным недостаткам диктатора, возглавлявшего ее. В Уайтхолле терпеливое, если не сказать вдохновенное, изучение докладов разведки через систему комитетов в конечном итоге превратило убеждение, что Германия видит “подавляющие” преимущества урегулирования с Россией путем переговоров, в признание того, что Гитлер решил напасть. В Москве во всей системе оценки разведывательных данных доминировало боязливое подхалимство, выраженное в формуле “принюхиваться, подлизываться, выжить”, и культура теории заговора.

Сталин насадил как параноидальную подозрительность, так и подневольную политкорректность, которые продолжали искажать в большей или меньшей степени все оценки разведки даже после начала Великой Отечественной войны в 1941 году. С 1942 по 1944 год “Кембриджская пятерка”, вероятно, самая блестящая группа советских агентов военного времени, серьезно подозревалась Центром в том, что они являются двойными агентами, контролируемыми британской разведкой, просто потому, что их объемные и строго засекреченные разведданные иногда не соответствовали канонам сталинской теории заговора. ³⁴ Ответственность, однако, лежала не только на Сталине.

Некоторая степень искажения в оценке разведывательных данных оставалась присущей автократической природе советской системы на протяжении всей холодной войны. Центр всегда избегал говорить Кремлю то, что тот не хотел слышать. Последний руководитель внешней разведки КГБ Леонид Шебаршин признался в 1992 году, что до тех пор, пока Горбачев не ввел гласность, КГБ “вынужден был представлять свои доклады в ложно позитивном свете”, потворствуя пристрастиям политического руководства. ³⁵

В первые месяцы Великой Отечественной войны, когда немецкие войска, наступавшие на Россию, сметали все на своем пути, Сталин столкнулся с еще более страшной перспективой войны на два фронта. Риббентроп инструктировал немецкое посольство в Японии: “Сделайте все, чтобы подтолкнуть японцев к началу войны против России… Нашей целью остается пожать руку японцам на Транссибирской магистрали до начала зимы”. Мнения в Токио изначально делились между сторонниками “северного решения” (война с Советским Союзом) и сторонниками “южного решения” (война с Великобританией и США). Зорге, которому Сталин глубоко не доверял, стремился заверить Токио, что сторонники “южного решения” одерживают верх. Но 18 октября Зорге был арестован, а круг его шпионов быстро обезврежен.

Радиоэлектронная разведка (РЭР) оказалась более влиятельной, чем Зорге, в убеждении Сталина в том, что японского нападения не будет. В конце 1938 года объединенное подразделение НКВД/Четвертого отдела РЭР было расформировано. Отдел НКВД переехал в бывшую гостиницу “Селект” на улице Дзержинского, где сосредоточился на дипломатическом документообороте; за большинство, но не за все военные коммуникации отвечали криптоаналитики ГРУ (преемника Четвертого управления). В феврале 1941 года эти аналитики были объединены в новое и расширенное Пятое (шифровальное) управление, в центре которого находилась исследовательская секция, отвечавшая за атаку на иностранные коды и шифры.

Главный специалист по Японии в этом отделе, Сергей Толстой (фото), стал самым выдающимся советским криптоаналитиком войны, награжденным двумя орденами Ленина. Осенью 1941 года возглавляемая им группа повторила успех американских шифровальщиков годом ранее, взломав главный японский дипломатический шифр, получивший у американцев кодовое название PURPLE, которое с тех пор известно под ним западным историкам. Американские взломщики, придерживавшиеся трезвого образа жизни, отпраздновали свой успех, послав за ящиком кока-колы. У Толстого вряд ли было время праздновать. Однако японские дипломатические дешифровки, которые он предоставил, имели огромное значение. В них ясно говорилось, что Япония не будет нападать на Советский Союз. ³⁶

Уверенность в намерениях Японии, полученная от РЭР, позволила Сталину перебросить на запад половину дивизионного состава Дальневосточного командования. В октябре и ноябре 1941 года от восьми до десяти стрелковых дивизий, а также около тысячи танков и тысячи самолетов были брошены на борьбу с Германией. Эти силы, вместе с другими дивизиями Красной Армии, которые находились в резерве, вполне могли спасти Советский Союз от поражения. Как заключает профессор Ричард Овери в своем исследовании восточного фронта, “не суровые зимние условия остановили немецкую армию [в декабре 1941 года], а поразительное возрождение советской военной мощи после ужасных потерь лета и осени”. ³⁷

Помимо уверенности в том, что Япония не собирается нападать на Советский Союз, РЭР также давал указания на ее движение к войне с Великобританией и Соединенными Штатами, хотя в дипломатических дешифровках не было упоминаний о планах внезапного нападения на Перл-Харбор. Расшифрованная телеграмма из Токио в посольство в Берлине (вероятно, скопированная в посольство в Москве) от 27 ноября 1941 года, за десять дней до Перл-Харбора, инструктировала посла:

Повидайтесь с Гитлером и Риббентропом и объясните им по секрету наши отношения с Соединенными Штатами… Объясните Гитлеру, что основные усилия Японии будут сосредоточены на юге и что мы предлагаем воздержаться от преднамеренных операций на севере [против Советского Союза]”. ³⁸

Советские криптоаналитики, однако, не смогли превзойти успех британского агентства РЭР в Блетчли-Парке в деле взлома основных высококлассных шифров, использовавшихся немецкими вооруженными силами. Они не смогли сделать это отчасти по технологическим причинам.

Реконструкция “БОМБЫ” в музее Блетчли-Парк

Советская разведка была не в состоянии сконструировать мощные электронные “бомбы”, впервые созданные в Блетчли-Парке в 1940 году для взлома ежедневных настроек шифра немецкой машины “Энигма”.

Энигма

Она была еще дальше от того, чтобы воспроизвести COLOSSUS, первый в мире электронный компьютер, использовавшийся в Блетчли с 1943 года для расшифровки сообщений службы Geheimschreiber (радиосигналы, основанные на импульсах телепринтера, зашифровавшиеся и расшифровавшиеся автоматически), которые в последние два года войны принесли больше оперативной информации, чем трафик Энигмы. Но существовало как человеческое, так и технологическое объяснение неполноценности советской и британской РЭР. Советская система никогда бы не смирилась с невиданным притоком нестандартных молодых талантов, на которых во многом был построен успех Блетчли. Алан Тьюринг – блестящий эксцентрик, который зарыл свои сбережения (в виде серебряных слитков) в лесу Блетчли, забыл, где именно их закопал, но впоследствии стал главным ответственным за изобретение машины COLOSSUS – был одним из многих британских криптоаналитиков, которые, несомненно, не смогли бы соответствовать политкорректности, требуемой сталинской системой. ³⁹

Некоторые британские ULTRA -, то есть данные РЭР, полученные в результате дешифровки высококачественного вражеского трафика – были, однако, официально переданы в Москву в как в замаскированной, так и в открытой форме несколькими советскими агентами. ⁴⁰

ТОЧНО ТАК ЖЕ, КАК КГБ позднее пытался отстраниться от ужасов своего сталинского прошлого, создавая миф о золотом ленинском времени революционной чистоты, так и во время Великой Отечественной войны 1941-5 гг. он стремился представить свою историю как эпоху самоотверженного героизма, лучшим примером которого является его роль в специальных операциях и партизанской войне в тылу врага.

По словам Павла Анатольевича Судоплатова, начальника Управления специальных заданий и партизанской войны НКВД военного времени, “эта глава в истории НКВД – единственная, которая не была официально переписана, так как ее достижения были самостоятельными и не содержали сталинских преступлений, которые нужно было скрывать”.⁴¹ 

На самом же деле, история НКВД просто была скрыта. ⁴¹ Военное прошлое НКВД, как и вся остальная его биография, подверглось значительной фальсификации.

Среди наиболее разрекламированных примеров храбрости НКВД в тылу врага – героические подвиги его отряда в украинском черноморском порту Одесса во время 907-дневной оккупации немецкими и румынскими войсками. Отряд базировался в катакомбах – лабиринте подземных тоннелей, использовавшихся для добычи песчаника при строительстве элегантных зданий XIX века, которые до сих пор украшают многие одесские улицы и бульвары. Имея более тысячи километров не нанесенных на карту туннелей, а также многочисленные входы и выходы, катакомбы представляли собой почти идеальную базу для партизанской войны.

В 1969 году, в двадцать пятую годовщину Дня Победы, часть катакомб на окраине Одессы была открыта как Музей партизанской славы (фото), который на протяжении всей оставшейся советской эпохи принимал более миллиона посетителей в год. ⁴²

Однако после Второй мировой войны героическая история борьбы за освобождение Одессы от вражеской оккупации порой подхватывалась КГБ для восстановления сомнительного военного прошлого.

В Музее партизанской славы почетное место отведено подвигам отряда НКВД под командованием капитана Владимира Александровича Молодцова (фото), которого посмертно сделали Героем Советского Союза, а всю его жизнь превратили в изваяние верного сталинца. 

Истоки героизма Молодцова были официально прослежены до беззаветной самоотверженности при перевыполнении норм в качестве шахтера во время первой пятилетки. 

“Как это прекрасно, – заявлял он в 1930 году, – не замечать и не следить за временем в течение рабочего дня, не ждать конца смены, а стремиться продлить ее, бежать за вагонеткой с углем, обливаться потом и в конце смены выйти победителем в выполнении плана!” ⁴³

В Музее партизанской славы находится “реконструкция” подземного штаба отряда НКВД с общежитиями, складом боеприпасов, мастерскими, топливным складом, кухней и залом заседаний с неизбежным портретом Ленина (но не Сталина) на стене. ⁴⁴ Рядом находится вертикальная шахта длиной 17 метров, связывающая штаб с поверхностью, по которой он получал сообщения и продовольствие от своих агентов в Одессе. В советское время многочисленные фильмы, книги, журнальные и газетные статьи, многие из которых пропагандировались КГБ, воспевали героические подвиги отряда НКВД, сдерживавшего тысячи немецких и румынских войск в Одессе, отдавая жизни при защите Отечества.

Своим открытием подлинной истории катакомб Митрохин был обязан коллеге из Управления по борьбе с нелегалами ПГУ “С”, который одолжил многотомное одесское досье и, возвращая его, сказал Митрохину, что оно может быть ему интересно. Досье начиналось с записи о направлении отряда Молодцова из шести сотрудников НКВД в Одессу незадолго до того, как она перешла к немцам в октябре 1941 года, с приказом создать подпольную резидентуру для организации разведки, диверсий и специальных операций в  немецком тылу. В Одессе к ним присоединились тринадцать сотрудников местного Особого отдела НКВД под командованием лейтенанта В. А. Кузнецова. Согласно официальной версии событий, две группы провели партийно-комсомольское собрание вечером 15 октября непосредственно перед спуском в катакомбы для создания своей базы. На самом деле, согласно материалам дела КГБ, имело место бурное застолье и пьянка, закончившаяся дракой между московским и одесским отрядами НКВД. На следующий день две группы вошли в катакомбы, все еще сторонясь друг дружку, причем Молодцов и Кузнецов взяли на себя общее командование. В течение следующих девяти месяцев москвичи и одесситы совмещали операции против немцев и румын с междоусобной войной между собой. ⁴⁵

Конец Молодцова вполне мог быть действительно героическим. Согласно официальной советской версии, он попал в плен к врагу в июле 1942 года, но отказался вымаливать свою жизнь, мужественно сказав своим похитителям: “Мы в своей стране и не будем просить врага о пощаде”. ⁴⁶ Остальная история одесских катакомб, однако, была историей ужасов НКВД. После казни Молодцова Кузнецов разоружил свой отряд и поставил их под охрану в катакомбах. Все, кроме одного, Н. Ф. Абрамова, были казнены по приказу Кузнецова по обвинению в заговоре против него. По мере ухудшения условий содержания в катакомбах одесситы начали ссориться между собой. Сокращающиеся запасы продовольствия заплесневели, а керосин почти закончился, и отряд был вынужден жить в полутьме. 28 августа Кузнецов расстрелял одного из своих людей, Молочного, за кражу куска хлеба. 27 сентября двое других, Польщиков и Ковальчук, были расстреляны за кражу продуктов и “отсутствие половой дисциплины”. Опасаясь, что его могут расстрелять следующим, Абрамов через месяц убил Кузнецова. В своей записной книжке, позже обнаруженной в катакомбах и сохранившейся в одесском архиве КГБ, Абрамов написал:

Бывший начальник Третьего особого отдела Одесского округа НКВД лейтенант госбезопасности В. А. Кузнецов был застрелен мною двумя пулями в висок в подпольной “Зеркальной фабрике” [база в катакомбах] 21 октября 1942 года.

К этому времени, после еще нескольких смертей от рук врага, в катакомбах оставались в живых только три сотрудника НКВД: Абрамов, Глущенко и Литвинов. Абрамов и Глущенко вместе убили Литвинова, а затем в стали наблюдать друг за другом в полумраке катакомб. Глущенко записал в дневнике, что Абрамов хотел сдаться: “Мы побеждены. Ждать победы не приходится. Он сказал, чтобы я не боялся измены и расстрела, так как у него есть друзья в немецкой разведке”. 18 февраля 1943 года, видимо, страдая галлюцинациями, Глущенко писал: “[Абрамов] нагнулся, перебирая свои бумаги. Я снял с пояса пистолет и выстрелил ему в затылок”. В течение следующих нескольких месяцев Глущенко проводил большую часть времени вне катакомб в одесской квартире своей жены, окончательно покинув подпольную базу 10 ноября 1943 года. После освобождения Одессы Красной армией в апреле 1945 года Глущенко вернулся с сотрудниками украинского НКВД, чтобы забрать из катакомб оборудование и компрометирующие бумаги, но был смертельно ранен, когда подобранная им граната взорвалась у него в руках. ⁴⁷

В течение почти двадцати лет Центр считал, что в одесских катакомбах не осталось ни одного выжившего, который мог бы поставить под сомнение созданный им героический миф. Однако в 1963 году КГБ был обескуражен, обнаружив, что Абрамов не был убит Глущенко, а сбежал и живет во Франции. Его отец, который, возможно, также знал подлинную историю одесских катакомб, эмигрировал в США. Предполагаемая вдова Абрамова, Нина Абрамова, работавшая в Первом главном управлении КГБ, была тихо переведена на другую работу. Миф о героях НКВД в одесских катакомбах остался нетронутым. ⁴⁸

 Согласно статистическим данным, хранящимся в архивах КГБ, во время Великой Отечественной войны НКВД руководил в общей сложности 2222 “оперативными боевыми группами” в тылу врага. ⁴⁹ Однако Митрохин не нашел реалистичной оценки эффективности партизанской войны. Вопреки утверждениям послевоенных советских историков, боевые группы, похоже, лишь изредка связывали немецкие силы, превосходящие их по численности. ⁵⁰ Поскольку около половины всех партизан были сотрудниками НКВД или партийными чиновниками, крестьянское население, от которого зависела их поддержка на местах, часто относилось к ним с острой подозрительностью. Например, фактический крах партизанской войны в Западной Украине был во многом обусловлен враждебным отношением жителей к партии и НКВД. Хотя партизанская война стала более эффективной после Сталинграда, были важные районы – в частности, Крым и степные области, – где она так и не стала значительным фактором в боях на Восточном фронте. ⁵¹

ЗА ПРЕДЕЛАМИ ЕВРОПЫ наиболее успешные атаки НКВД на немецкие объекты были организованы нелегальной резидентурой в Аргентине ⁵² под руководством Иосифа Ромуальдовича Григулевича (кодовое имя АРТУР), ветерана как диверсионных операций в гражданской войне в Испании, так и первой попытки убийства Троцкого в Мехико. ⁵³ 

В сентябре 1941 года официальное аргентинское расследование пришло к истерическому выводу, одобренному Палатой депутатов, но отвергнутому правительством, что немецкий посол был главой более полумиллиона нацистских штурмовиков, действующих под прикрытием в Латинской Америке. ⁵⁴ В течение нескольких месяцев после Перл-Харбора Аргентина и Чили были единственными латиноамериканскими государствами, не разорвавшими дипломатические отношения с Германией и Японией. Слухи о нацистских заговорах среди четверти миллиона немецкоговорящих жителей Аргентины, прогерманские симпатии в офицерском корпусе и присутствие аргентинской военной миссии по закупкам в Берлине до 1944 года помогли убедить Центр в том, что Аргентина была крупной базой нацистов.

Хотя это мнение было сильно преувеличено, его разделяло УСС (Управление стратегических служб), служба внешней разведки США военного времени, которая сообщала, что доктор Рамон Кастильо (фото), президент Аргентины с 1941 по 1943 год, находился на содержании Гитлера. ⁵⁵ Такие сообщения, переданные в Центр его агентами в OSS и Госдепартаменте, 56 несомненно, усилили подозрения Москвы относительно нацистских заговоров в Аргентине.

После начала войны германский торговый флот не смог пройти через заслон Королевского флота и войти в аргентинские порты. Однако резидентура Григулевича в 1941 году сообщила, что медь, селитра, хлопок и другое стратегическое сырье вывозится из Аргентины на судах под нейтральным флагом в Испанию, откуда тайно переправляется по суше через Францию в Германию. Чтобы сорвать эту экспортную торговлю, Григулевич набрал диверсионную группу из восьми коммунистических рабочих и моряков, возглавляемую польским эмигрантом Феликсом Клементьевичем Вержбицким (кодовое имя БЕССЕР), который в декабре 1941 года получил работу кузнеца в порту Буэнос-Айреса. Первым крупным подвигом группы Вержбицкого стал поджог немецкого книжного магазина в Буэнос-Айресе, который Григулевич считал главным центром нацистской пропаганды. После этого она сосредоточилась на установке зажигательных устройств замедленного действия на кораблях и складах с товарами, направлявшимися в Германию. ⁵⁷ Григулевич также руководил более мелкими диверсионно-разведывательными сетями в Чили и Уругвае. Около семидесяти агентов его обширной нелегальной резидентуры должны были стать основой советских разведывательных операций в Аргентине, Уругвае и, в меньшей степени, в Чили в первые годы холодной войны, а также во время Второй мировой войны. ⁵⁸

С начала 1942 года по лето 1944 года, согласно статистическим данным, хранящимся в архивах КГБ, агентами Григулевича было совершено более 150 успешных поджогов немецких грузов, а также потоплено неопределенное количество испанских, португальских и шведских судов. В одной, вероятно, преувеличенной оценке Центра утверждается, что в начале 1944 года эти нападения позволили остановить немецкий экспорт из Буэнос-Айреса. ⁵⁹ Однако более серьезной проблемой для Германии, чем советский саботаж, была смена правительства в Аргентине. Военный переворот летом 1943 года, за которым последовало раскрытие нацистской сети шпионажа, заставил Аргентину разорвать дипломатические отношения с Германией в январе 1944 года. ⁶⁰

В течение большей части войны связь между резидентурой Григулевича и Центром была медленной и спорадической, зависела от случайных курьеров между Буэнос-Айресом и нью-йоркской резидентурой. ⁶¹ Летом 1944 года, вскоре после того, как НКГБ создал легальную резидентуру в Уругвае, Григулевич был вызван в Монтевидео, чтобы дать подробный отчет о своих разведывательных операциях, финансах и агентурных сетях с начала Великой Отечественной войны. Центр был встревожен масштабами его поджигательских атак на нейтральные суда и опасался, что его прикрытие может быть раскрыто. В сентябре он приказал ему приостановить диверсионные операции и ограничиться сбором разведывательной информации в Аргентине, Бразилии и Чили. ⁶² После указания Григулевича прекратить работу Вержбицкий занялся изготовлением гранат для подпольной Аргентинской коммунистической партии, но в октябре был серьезно ранен взрывом в мастерской, который лишил его левой руки и зрения на один глаз. Григулевич сообщил, что во время полицейского расследования он вел себя очень храбро, придерживаясь подготовленной легенды о том, что личный враг подложил ему взрывчатку, спрятанную в пакете сухого молока. В 1945 году Вержбицкий был тайно вывезен из тюрьмы и переправлен аргентинской компартией через границу в Уругвай, где он жил на партийную пенсию. ⁶³

При всей своей значимости диверсионные операции, проводимые из Буэнос-Айреса, не оказали заметного влияния на ход Великой Отечественной войны. Однако после того, как ажиотаж лета 1944 года стих, они значительно укрепили репутацию Григулевича в Центре как диверсанта и убийцы. Его успехи в Аргентине в военное время помогают объяснить его последующий выбор для самого важного задания по убийству во время холодной войны. ⁶⁴ В отличие от него, главный диверсант Григулевича, Вержбицкий, считался неудобным из-за своей инвалидности. Его просьба эмигрировать в Советский Союз в 1946 году была грубо отклонена. Однако в 1955 году, когда Вержбицкий, к тому времени полностью ослепший, снова подал прошение, его заявление было принято – возможно, из-за опасений, что он может раскрыть свою роль в военное время. ⁶⁵ По прибытии в Советский Союз Вержбицкому была назначена пенсия по инвалидности в размере 100 рублей в месяц, но его заявление о вступлении в Коммунистическую партию СССР было отклонено. ⁶⁶

Несмотря на отдельные героические поступки, НКВД и НКГБ (так в 1943 году были переименованы органы безопасности и разведки) заслуживают того, чтобы их помнили не столько за храбрость во время Второй мировой войны, сколько за жестокость. После насильственного включения в состав Советского Союза восточной части Польши в сентябре 1939 года, а затем стран Балтии и Молдавии летом 1940 года, НКВД быстро перешел к ликвидации “классовых врагов” и подчинению населения. ⁶⁷ 25 июня 1941 года, через три дня после начала гитлеровского вторжения, НКВД было приказано обеспечить тыл Красной Армии, арестовывая дезертиров и вражеских агентов, защищая коммуникации и ликвидируя отдельные группировки немецких войск. В августе 1941 года советские парашютисты, переодетые немцами, высадились в деревнях Поволжской немецкой автономной области и попросили спрятать их до прихода вермахта. Когда им дали убежище, вся деревня была уничтожена сотрудниками НКВД. Все остальные поволжские немцы, какими бы лояльными они ни были, были депортированы НКВД в Сибирь и Северный Казахстан с огромными человеческими жертвами. ⁶⁸

Когда Красная Армия перешла в наступление в 1943 году, НКВД следовал за ней, чтобы подавить сопротивление и диверсии. В конце года Берия с гордостью доложил об этом Сталину:

В 1943 году войсками НКВД, отвечающими за безопасность в тылу действующей Красной Армии, в процессе очистки территории, освобожденной от врага, арестовано для следствия 931 549 человек. Из них 582 515 военнослужащих и 394 034 гражданских лица.

Из арестованных 80 296 человек были “разоблачены”, во многих случаях ошибочно, как шпионы, предатели, дезертиры, бандиты и “уголовные элементы”.

Сталин использовал НКВД для наказания и депортации целых народов внутри Советского Союза, которых он обвинял в предательстве: среди них чеченцы, ингуши, балкарцы, карачаевцы, крымские татары, калмыки и турки-месхетинцы. В ответ на указания Сталина наградить “тех, кто образцово выполнил приказ о депортации”, Берия ответил:

В соответствии с Вашими указаниями представляю проект Указа Президиума Верховного Совета СССР о награждении орденами и медалями наиболее отличившихся участников операции по депортации чеченцев и ингушей. В ней приняли участие 19 000 сотрудников НКВД, НКГБ и Смерша, а также до 100 000 офицеров войск НКВД…

Как и в этот раз, многие из награжденных во время войны сотрудников НКВД и НКГБ получили свои медали не за доблесть, проявленную в борьбе против врага, а за преступления против человечности”. ⁶⁹

ДАННЫЕ СОВЕТСКОЙ разведки военного времени в отношении Восточного фронта были отрывочными. До конца 1942 года основной системой шпионажа, обеспечивающей поставку разведданных из нацистской Германии и оккупированной Европы, была слабо скоординированная нелегальная сеть ГРУ, связанная с группами НКВД Харнака и Шульце-Бойзена, получившая в абвере кодовое название Rote Kappelle (“Красный оркестр”).

«Музыкантами» его были радисты, отправлявшие закодированные сообщения в Москву; “дирижером” был польский еврей Леопольд Треппер (фото), он же Жан Жильбер, известный внутри сети как le grand chef.  У “Роте Каппелле” было 117 агентов: 48 в Германии, 35 во Франции, 17 в Бельгии и 17 в Швейцарии. 70 Сеть постепенно сворачивалась в течение последних месяцев 1942 года, поскольку немецкая радиопеленгация выслеживала “музыкантов”. Сам Треппер был схвачен 5 декабря, когда он сидел в кресле дантиста в оккупированном Париже. По словам арестовавшего его офицера абвера, “на секунду он опешил, а затем сказал на безупречном немецком языке: “Вы отлично поработали”. ” Только нелегальная резидентура ГРУ Радо в Швейцарии, известная как “Rote Drei” (Красная тройка) по названию трех основных радиопередатчиков, которая была недоступна для немецкой разведки, продолжала работать еще год, пока ее не закрыли швейцарцы. ⁷¹

Хотя после войны Треппер и Радо были приговорены к десяти годам тюремного заключения в Москве, советские историки позже утверждали, что разведданные Rote Kappelle оказали огромную помощь Красной Армии. В действительности разведка начала оказывать существенное влияние на советские военные операции только после того, как Треппер был арестован, а большая часть его сети ликвидирована. Военная разведка не смогла обнаружить внезапный поворот немцев на юг и захват ими Киева в сентябре 1941 года, и была ошеломлена интенсивностью октябрьского наступления на Москву. Потеря Харькова в мае 1942 года отчасти объясняется тем, что Ставка (в военное время комбинация ГШ и высшего командования) ожидала нового наступления на столицу. Продвижение вермахта на юг летом снова застало Ставку врасплох. На протяжении всего немецкого продвижения к Сталинграду и Кавказу советские войска постоянно находились в замешательстве относительно того, куда будет нанесен следующий удар. Когда Красная Армия окружила войска Оси под Сталинградом в ноябре 1942 года, она считала, что загнала в ловушку 85 000 – 90 000 солдат; на самом деле было окружено в три раза больше. ⁷²

Основная роль НКВД под Сталинградом заключалась не столько в обеспечении хорошей разведки, сколько в наведении жестокой дисциплины в Красной Армии. Около 13 500 советских солдат были казнены за “пораженчество” и другие нарушения воинской дисциплины в ходе битвы, обычно бойцами отряда Особого назначения НКВД. Перед казнью большинству из них было приказано раздеться, чтобы их форма и сапоги могли быть использованы повторно. Почтовая цензура НКВД воспринимала любое неортодоксальное или неполиткорректное высказывание в письмах солдат к родным как доказательство предательства. Лейтенант, написавший: “Немецкие самолеты очень хороши… Наши зенитчики сбивают лишь немногие из них”, неизбежно осуждался как предатель. Только в 62-й армии в первой половине октября 1942 года, по утверждению НКВД, “военные секреты были разглашены в 12 747 письмах”. ⁷³

Великая победа под Сталинградом, закрепленная капитуляцией немецкого фельдмаршала Фридриха Паулюса (фото), двадцати двух генералов и 91 000 солдат в начале 1943 года, была достигнута скорее вопреки, чем благодаря вкладу НКВД.

За Сталинградом последовало значительное улучшение качества советской военной разведки на восточном фронте, что стало возможным отчасти благодаря массированным поставкам радиооборудования от американцев и англичан. ⁷⁴ В конце 1942 года Ставка создала радиобатальоны специального назначения, каждый из которых был оснащен восемнадцатью-двадцатью приемниками радиоперехвата и четырьмя пеленгаторами. Результатом, по словам советского историка, получившего доступ к документам батальонов, стал “качественный скачок в развитии радиоэлектронной борьбы в советской армии”. Хотя советские криптоаналитики не обладали современными технологиями, которые позволили Блетчли-Парку расшифровывать высококлассные сообщения “Энигмы” и “Гехаймшрайбера”, они добились значительных успехов в 1943 году – им неохотно помогали немецкие шифровальщики, захваченные под Сталинградом – в пеленгации, анализе трафика и взломе ручных шифров более низкого класса. В 1942-3 годах они также пользовались расшифровками “Энигмы” Люфтваффе, предоставленными агентом в Блетчли-парке.

Все эти усовершенствования стали очевидны во время Курской битвы летом 1943 года, когда Красная Армия разгромила последнее большое немецкое наступление на восточном фронте. Разведывательные отчеты Красной армии, захваченные вермахтом от во время битвы, показали, что советская разведка обнаружила позиции и штабы 6-й, 7-й и 11-й танковых дивизий, II и XIII танковых корпусов и штаба Второй армии. Воздушная разведка до и во время Курской битвы была также более масштабной и успешной, чем когда-либо прежде. ⁷⁵ Победа под Курском открыла путь для почти непрерывного продвижения Красной Армии на восточном фронте, завершившееся принятием маршалом Жуковым капитуляции Берлина в мае 1945 года. Имея превосходство в людях над вермахтом четыре к одному, большое количество военной техники от западных союзников и растущее господство в воздухе, Красная Армия, хотя и несла огромные потери, оказалась непобедимой. В ходе своего продвижения Красная Армия иногда захватывала списки ежедневных настроек на период до месяца машин “Энигма” вермахта, а также некоторые машины и их операторов. На последних этапах войны эти захваты иногда позволяли советским криптоаналитикам спорадически расшифровывать до сих пор неизвестное количество сообщений “Энигмы”. ⁷⁶ Однако, несмотря на улучшения после Сталинграда, качество советской разведки на восточном фронте – в частности, РЭР – никогда не сравнится с разведданными по Германии, доступными их западным союзникам. Разведданные ULTRA, предоставленные британскому и американскому командованию, были просто лучшими в истории войны. Самые поразительные успехи Советского Союза в разведке во время Великой Отечественной войны, напротив, были достигнуты не против его врагов, а против его союзников по военному Большому альянсу: Великобритании и США

=====

Примечания к шестой главе “Война”

1. к-27, прил.

2. Примаков и др., Очерки истории Российской внешней разведки, т. 3, стр. 247.

3. В составе приглашенных лекторов были академики И.М. Майский, А.М. Деборин и А.А. Губер, послы А.А. Трояновский, Б.Е. Штейн и Шенбург. к-27, приложение.

 4. Примаков и др., Очерки истории Российской внешней разведки, т. 3, стр. 248.

  5. 5 июня 1943 года ШОН был реорганизован в разведывательную школу (РАШ) Первого управления НКВД, и курс обучения был продлен до двух лет. К концу войны его закончили около 200 сотрудников внешней разведки (К-27, приложение). Во время холодной войны он был последовательно известен как Высшая школа разведки (кодовое название Школа № 101), Краснознаменный институт и Институт Андропова. В октябре 1994 года она стала Академией внешней разведки Российской Федерации (Примаков и др., Очерки истории Российской внешней разведки, т. 3, гл. 23).

 6. Слуцкий, Пасов и Шпигельглас были ликвидированы в 1938 году. Прихлебатель Берии, Владимир Георгиевич Деканозов, который ненадолго сменил Шпигельгласа, стал заместителем наркома иностранных дел в мае 1939 года.

 7. Карьера Фитина резюмируется у Т. Самолис, Ветераны внешней разведки России, стр. 153-5, где признается, что своим повышением он обязан «острой нехватке разведывательных кадров».  

 8. т. 7, гл. 2, п. 1. Несколько неточная агиография карьеры Горского (которая, среди прочего, приписывает сведения, предоставленные Кэрнкроссом Маклину ), появляется у Т. Самолис, Ветераны Внешней разведки России, стр. 31-2. Нет упоминания об опале Горского в 1953 году (Эндрю и Гордиевский, КГБ, с. 304). Историки СВР, однако, косвенно дают некоторое представление о степени позора, когда признают, что не смогли установить дату смерти Горского.  

 9. Интервью с Блантом, цитируемое у Сесила, Разделенная жизнь, стр. 66.

10. Бентли, « Из рабства» , стр. 173-7.

 11. См. выше, главу 5.

  12. Боровик, Файлы Филби, стр. 153-4, 166-7. На SOE см. Foot, SOE.

 13. Эндрю и Гордиевский, КГБ, с. 303-12. Хотя личность ЭЛИ, похоже, не была установлена ​​британской разведкой в ​​течение многих лет после Второй мировой войны, на самом деле это было одно из ряда в некоторой степени прозрачных советских кодовых названий того периода. На русском языке ЭЛИ означает «Буквы Л во мн. числе», подходящее кодовое имя для Лео Лонга с его инициалами.

  14. т. 7, гл. 9, п. 22. Перебежчиком был Вальтер Кривицкий, кодовое имя ГРОЛЛ. Об аресте Кинга см. Эндрю, Секретная служба, стр. 606-7.

15. Эндрю и Гордиевский, КГБ, с. 272.

16. Вест и Царев, Драгоценности короны, стр. 214-17; Майкл Смит, The Humble Scot who Rose to the Top —But Then Chose Treachery  (Скромный шотландец, который поднялся на вершину – но затем выбрал предательство), Daily Telegraph (12 января 1992 г.). Досье Кэрнкросса в КГБ подтверждает воспоминания бывшего главы британского отдела Центра о том, что он предоставил «тонны документов» (Эндрю и Гордиевский, КГБ, стр. 272). Уверенный в том, что его досье никогда не увидят свет, Кэрнкросс отрицал, что придавал лондонской резиденции что-либо значимое до тех пор, пока Советский Союз не вступил в войну. Однако он признал, что у него «не было проблем с доступом к секретным документам в офисе Хэнки» (Cairncross, The Enigma Spy, стр. 90-1). Когда новые правила военного кабинета в июне 1941 года ограничили распространение дипломатических телеграмм для Хэнки, Кэрнкросс, а также Хэнки лично пожаловались в министерство иностранных дел. Ограничения были быстро сняты. (Г.Л. Клаттон (Министерство иностранных дел) – Кэрнкроссу (6 июня 1941 г.); сэр Александр Кадоган – Хэнки (17 июня 1941 г.). Документы Хэнки, Архивный центр Черчилльского колледжа, Кембридж, HNKY 4/33.)

17. т. 7, гл. 2, п. 7.

18. Самолис, Ветераны Внешней разведки России, с. 63-5. Костелло и Царев, Смертельные иллюзии, стр. 78-81. Эндрю и Гордиевский, КГБ, стр. 266. (Костелло и Царев ошибочно подсчитывают период, когда Центр не контактировал с Гарнаком, как пятнадцать, а не двадцать восемь месяцев.)

 19. Самолис, Ветераны внешней разведки России, с. 64; Костелло и Царев, Смертельные иллюзии, стр. 82-5; Андрей и Гордиевский, КГБ, стр. 266-7; Таррант, Красный оркестр, гл. 17-19.

 20. Эндрю и Гордиевский, КГБ, с. 286.

 21. Самолис, Ветераны внешней разведки России, с. 64.

 22. Самолис, Ветераны внешней разведки России, с. 154. Некоторые из предупреждений разведки о подготовке к БАРБАРОССЕ напечатаны как приложения к Примакову и др., Очерки истории Российской внешней разведки, т. 3.

  23. Отчет и комментарий Сталина к нему были опубликованы в « Известиях ЦК КПСС» (апрель 1990 г.). Ср. Костелло и Царев, Смертельные иллюзии, с. 86.

 24. Эндрю и Гордиевский, КГБ, стр. 275, 282. Пранж и др., Target Tokyo (Цель – Токио), гл. 42-7.

 25. JIC – Joint Intelligence Committee (41) 218 ​, CAB 81/102, PRO. О предупреждениях Черчилля Сталину см. Городецкий, Stafford Cripps’ Mission to Moscow 1940-42 (Миссия Стаффорда Криппса в Москве, 1940-42), гл. 2-4. Какие именно отчеты JIC дошли до Сталина и в какой форме, в настоящее время определить невозможно. Но, учитывая как объем строго засекреченной разведки из Лондона, так и многочисленные оценки JIC, которые противоречили убеждению Черчилля в том, что Гитлер планировал вторжение в Россию, Сталин наверняка знал о точке зрения JIC. Файлы, отмеченные Митрохиным, показывают, что Сталин имел доступ по крайней мере к некоторым телеграммам, которыми обменивались министерство иностранных дел и посол Великобритании в Москве сэр Стаффорд Криппс. т. 7, гл. 2, п. 10.

26. Эндрю и Гордиевский, КГБ, с. 274.

27. т. 7, гл. 2, п. 11.

28. Whaley, Codeword Barbarossa (Кодовое название -Барбаросса), стр. 223-4, 241-3. Новое важное исследование Габриэля Городецкого Grand Delusion: Stalin and the German Invasion of Russia (Великое заблуждение: Сталин и немецкое вторжение в Россию) было опубликовано как раз перед выходом этого тома. Он оказывает ценную услугу, разрушая основные теории заговора (в частности, те, которые окружают бегство Гесса в Британию и предполагаемую подготовку Сталина к нападению на Германию), которые сбивают с толку некоторые недавние интерпретации предыстории операции Барбаросса. Хотя в его анализе советской разведки есть некоторые пробелы, профессор Городецкий также добавляет много интересных деталей из ставших недавно доступными российских архивов. Его портрет Сталина как «рационального и уравновешенного», однако, трудно совместить, в частности, с навязчивыми преследованиями им Троцкого и его иностранных сторонников. Тем не менее Grand Delusion – большая работа.

 29. Ваксберг, The Prosecutor and the Prey (Прокурор и добыча), с. 220.

 30. В одном из файлов, отмеченных Митрохиным, записано, что Зарубин был назначен заместителем директора ИНО в 1937 году (т. 6, гл. 5, часть 2). В течение следующих двух лет три последовательных главы ИНО были ликвидированы, и Зарубин только-только избежал подобной участи. Неизвестно, какую именно должность он занимал в Центре в начале 1941 года.

 31. т. 6, гл. 5, часть 2. 18 декабря 1940 года Гитлер приказал завершить подготовку к нападению на СССР (план БАРБАРОССА к 15 мая 1941 года).

  32. Т. 6, гл. 5, часть 2.

  33. Самолис, Ветераны внешней разведки России, с. 154.

  34. См. Ниже, главу 7.

  35. Интервью с Шебаршиным, Daily Telegraph (1 декабря 1992 г.). Даже за год до неудавшегося переворота в августе 1991 года и публичная риторика, и внутренние убеждения руководства КГБ находились под влиянием грубых антизападных теорий заговора. Эндрю и Гордиевский (ред.), Инструкции из центра, стр. 218-22. Андрей и Гордиевский (ред.), Дополнительные инструкции из центра, стр. 125-8.

36. Эндрю и Гордиевский, КГБ, стр. 249-50, 281-3. Кан, Soviet Comint in the Cold War (Советский коммунистический интернационал в холодной войне», стр. 11-13. ПУРПУР был представлен в 1939 году. Советские дешифровщики также взломали более ранний и менее сложный японский КРАСНЫЙ шифр. О взломе ПУРПУРА военными криптоаналитиками США см. Кан, Pearl Harbor and the Inadequacy of Cryptanalysis (Перл-Харбор и неадекватность криптоанализа). Митрохин не имел доступа к архивам Шестнадцатого управления КГБ, которые вместе с архивами ГРУ содержат основные файлы РЭР времен Великой Отечественной войны.

37. Эриксон, The Road to Stalingrad (Дорога на Сталинград), с. 329; Овери, Война в России, с. 118.

 38. Эндрю и Гордиевский, КГБ, с. 282.

 39. О вербовке в Блетчли-парке см. Hinsley and Stripp (ред.), Codebreakers; Эндрю, F. H. Hinsley and the Cambridge Moles (Ф. Хинсли и Кембриджские кроты»); Смит, Станция X.  

 40. См. Ниже, стр. 156, 159. Андрей и Гордиевский, КГБ, стр. 312-13.

 41. Судоплатов. Особые задачи, с. 130. После немецкого вторжения Управление особых задач и партизанской войны Судоплатова (официально названное Диверсионная разведка), преемник довоенного Управления специальных задач, было официально удалено из Первого управления НКВД (внешней разведки) в качестве нового Четвертого управления. Дирекция. Хотя два управления оставались формально независимыми до апреля 1943 года, между ними происходил постоянный обмен кадрами. Мерфи, Кондрашев и Бейли, Battleground Berlin (Поле битвы – Берлин), стр. 28-9.

 42. Официальный советский путеводитель по Музею партизанской славы – Музей в катакомбах Балацкого . На момент написания музей все еще открыт ежедневно с экскурсиями по русским и украинским катакомбам.

 43. Самолис, Ветераны внешней разведки России, с. 101. 

  44. Подробнее о реконструкции см. Балацкий, Музей в катакомбах.

  45. т. 5, сек. 13.

  46. ​​Самолис, Ветераны внешней разведки России, с. 102-3. Эта версия поимки и казни Молодцова не подтверждается и не опровергается записями Митрохина в одесском деле.

 47. т. 5, сек. 13.

 48. т. 5, сек. 13.

 49. т. 6, гл. 5, часть 1.

  50. Диэр и Фут, The Oxford Companion to the Second World War (Оксфордский путеводитель по Второй мировой войне, стр. 1240-1.

  51. Диэр и Фут, The Oxford Companion to the Second World War (Оксфордский путеводитель по Второй мировой войне, стр. 1240-1. Вероятно, в лучшем исследовании восточного фронта, проведенном профессором Ричардом Овери, делается вывод о том, что «… там, где вмешалось НКВД, военные действия наносили ущерб, а не оживляли их». Частью сложного объяснения растущих успехов Красной Армии было понижение в должности под давлением войны политических аппаратчиков на фронте осенью 1942 года и новая свобода, предоставленная офицерам в принятии решений без постоянной проверки. политкорректность. Овери, Война России, стр. 329-30.

52. В Аргентине нет легальных резидентов. На момент начала войны ни одно латиноамериканское государство не имело дипломатических отношений с Советским Союзом. В октябре 1942 года Куба установила дипломатические отношения с СССР. К началу 1945 года этому примеру последовали еще восемь латиноамериканских республик. Аргентина не устанавливала дипломатических отношений с Советским Союзом до 1946 года.

53. т. 6, гл. 5, часть 1. Записи Митрохина, в которых АРТУР идентифицируется как Григулевич, дают решение большой нерешенной проблемы в расшифровках ВЕНОНЫ. Хотя в них часто упоминается Артур, его личность так и не была раскрыта ни АНБ, ни ФБР. Бенсон, VENONA Historical Monograph #5 (Историческая монография Веноны № 5), стр. 5.

 54. Хамфрис, Latin America and the Second World War (Латинская Америка и Вторая мировая война), том 1. стр. 154-6.

55. Макдональд, The Politics of Intervention (Политика вмешательства); Ньютон, Disorderly Succession. «Беспорядочная преемственность».

 56. Среди советских агентов военного времени, имевших доступ к политическим документам США в отношении Аргентины, были Лоуренс Дугган, латиноамериканский эксперт в Государственном департаменте, и Морис Гальперин, начальник латиноамериканского отдела в отделе разведки и разведки OSS. Пик, OSS and the Venona Decrypts (OSS  и расшифровки ВЕНОНЫ. Стр. 22, 25-6).

57. к-16 477.

58. к-13,370.

59. т. 6, гл. 5, часть 1; к-16 477.

60. Аргентина не объявляла войну Германии до марта 1945 года.

61. Среди курьеров Григулевича в Нью-Йорк были чилийский коммунист Эдуардо Пеккио и член латиноамериканской секции Колумбийской радиовещательной службы Рикардо Сетаро (ГОНЕЦ). Расшифровка ВЕНОНЫ, 2-й выпуск, стр. 26; 3-й выпуск, часть 2, с. 101.

62. Расшифровки ВЕНОНЫ, 5-й выпуск, стр. 11-12, 14-17, 20-1, 24-6, 31-2.

63. к-16 477.

64. См. Ниже, главу 22.

65. 4 февраля 1956 г. Центр дал распоряжение резиденции Монтевидео:  Не восстанавливайте контакт [с Вержбицким]. Организация его въезда в СССР должна быть осуществлена ​​под эгидой МИД в обычном порядке; не ввязываться в процесс и не давать никаких обещаний, в том числе финансовых. Совершите единовременный платеж в размере 1500 песо, и мы больше не будем производить денежные платежи.

(к-16 477)

66. к-16 477.

67. Эндрю и Гордиевский, КГБ, стр. 259-64.

68. Эндрю и Гордиевский, КГБ, стр. 259-64; Овери, Russia’s War (Война России), стр. 232-3.

69. Волкогонов, Сталин, с. 444-7.

70. к-4,204. Общее количество источников было существенно больше, чем число тех, кого Центр наделил агентским статусом. Согласно файлам КГБ, агенты были по национальности: 55 немцев; 14 французов; 5 бельгийцев; 13 австрийцев, чехов и венгров; 6 россиян; и 16 прочих. Основными руководителями, согласно тем же файлам, были: бельгийская секция: Леопольд Треппер; Немецкая секция: Харро Шульце-Бойзен; Французская секция (кроме Лиона): Генри Робинсон; Лион: Исидор Спрингер; Голландская секция: Антон Винтеринк; Швейцарский отдел: Шандор Радо.

71. Центральное разведывательное управление, The Rote Kapelle; Миллиган, Spies, Ciphers and ‘Zitadelle’ «Шпионы, шифры и « Цитадель »; Эндрю и Гордиевский, КГБ, стр. 285-9.

 72. Гланц, Советская военная разведка на войне; Джукс, «Советы и« Ультра »»; Эндрю и Гордиевский, КГБ, с. 289.

  73. Бивор, Сталинград, стр. 166-75, 201.

 74. По соглашениям о ленд-лизе с Великобританией и Соединенными Штатами в 1941 году Советскому Союзу было поставлено 35 000 радиостанций, 380 000 полевых телефонов и 956 000 миль телефонного кабеля. Овери, Война России, стр. 193-4.

  75. Эндрю и Гордиевский, КГБ, стр. 315-20; Миллиган, «Шпионы, шифры и цитадель». ”

  76. Кан, «Советский Коминтерн в холодной войне», с. 14.

Впервые опубликовано мной 14 апреля 2023 года.