Воспоминания о работе в БОПе.
В Беломорско-Онежское пароходство я
пришёл работать в 1994 году. После “велопробега” до норвежского города
Мо-И-Рана.
Почему слово велопробег в кавычках? Да потому, что очень незначительную часть пути мы проделали на велосипедах, а так всё больше ехали в автобусе на пути туда. А на обратном вообще не доставали велосипеды из багажного отсека автобуса.
Почему вообще пришёл работать в
пароходство? Потому что в Петронете дела шли немного наперекосяк. Мне назначили
в помощники какого-то мудака, не имевшего ни зелёного понятия о ТВ, плюс, что
меня особенно возмутило, ему положили оклад больше моего. Не то, чтобы меня это
сильно волновало, я никогда не рассчитывал на официальные деньги через кассу
Петронета, но сам принцип был несправедлив. Но я пока сдерживался и думал, что
предпринять. Случай представился сам по себе, как это часто в жизни моей
бывало.
Руководитель студии пароходства, Павел Свинцицкий вроде его звали, пришёл как-то к нам на какой-то предмет ещё до велопробега и стал разговаривать о том, что ему надо менять человека, отвечавшего за съёмки и монтаж, который стал подводить, кирял и т.п. Мы, конечно, все киряли, но чтоб кого-то подводить, я старался, и у меня получалось, такого не делать. А Ростислав (Ростик) Гладких, (на снимке слева), приходу которого на Карельское ТВ я же и поспособствовал, зная его как заказчика переводов про Гаскойна, но это, опять же, отдельная история про период моей работы вольным переводчиком с 1989 по 1991 гг., пару раз Свинцицкого подвёл серьёзно. Типа как меня подвёл Игорь Сенченко, не проснувшийся после пьянки на Валааме для съёмок, когда мы ездили в “Бизнес круиз”. Короче, он изложил тогда мне все перспективы работы в БОПе, на предприятии развивающемся и богатом. Не то, что жалкий Петронет, где мы не имели даже машины для выезда на съёмки. Плюс там у них было огромное преимущество – паспорт моряка. Ты садился на любое судно, идущее в Европу, и прибывал в какой-нибудь Сен Мало без визы и всё такое. Потом оказалось, что и на самолёте можно летать без виз с этим паспортом. То есть у меня за спиной, в моём жизненном рюкзаке, лежал вариант, запасной аэродром целый на случай если я решу-таки послать весь этот Петронет к ебеням. Но я пока не решался.
Надо рассказать про одну поездку,
которую я не забуду никогда. Это была своего рода командировка от БОПа. В
Пудожский район. Даже не в районный центр, город Пудож, а в какой-то порт, где
Бачинский, начальник пароходства, замутил совместное предприятие с пудожскими
“предпринимателями”. Конечно сейчас, по прошествии стольких лет, ведь дело было
в 1994 году, то есть считай 30 лет назад, всех деталей мне не упомнить. Но
многие и вспоминаются. Мы шли на пароходе Бачинского “Инженер Нарин”.
Туда пересекли Онего без сучка и задоринки при хорошей погоде. Я снял всё подробно – все выступления, там, вроде, какой-то куст посадили, какие-то документы подписали, ленточку разрезали. Всё путём, даже шампанского не пили. На обратном пути, на этом самом личном корабле начальника БОПа Бачинского “Инженер Нарин”, нас застигла непогода.
Вначале речь шла о том, чтобы шторм переждать, но потом решили плыть и всю дорогу пили. Кто сколько хотел. Стол в кают-компании ломился от еды и выпивки. В своей каюте блевала Света Пушкина, некоторое время моя начальница на Карельском ТВ. К тому времени мы с ней уже были, по её инициативе, в далеко не приятельских отношениях. Мы, считай, были врагами, поэтому ничего, кроме приятности, её беда с морской болезнью мне доставить не могла.
Она, будучи человеком абсолютно вне морали, в моё время делала на Карельском ТВ передачу “Мы-коммунисты”, а потом, переобувшись в перестроечном полёте, стала с таким же пылом и жаром делать что-то типа “Мы-капиталисты”. И Бачинский, к тому времени, как это было заведено, приватизировавший пароходство или какую-то его часть, стал её лепшим другом, сделал ей паспорт моряка, и она плавала, к примеру, в Гамбург, где мы с ней встретились на выставке в 1993 году.
Тогда мы уже не разговаривали, и мне,
знавшему её как облупленную, было противно даже на неё смотреть. Я только помню,
что, когда пересекали море Онего от Пудожа до Петроской, я тоже кирнул изрядно,
но в руках себя держал и отчёт во всём себе отдавал. Даже сделал с Бачинским
интервью, притворившись, что камера выключена, он что-то говорил, впрочем, без
интереса не то, что для публикации, но даже и для монтажа. Ушло в корзину. А
вот Гладких был вообще в говно, и Паша Свинцицкий, который собирался уходить с
должности начальника студии, устроил ему наутро хорошую головомойку и буквально
стал упрашивать меня согласиться на должность. Но я попросил некоторое время на
подумать. Чем мне там примерно придется заниматься, я уже знал. Наш
предварительный договор остался в тайне даже от того же Ростислава, который
продолжал ходить на работу, я продолжал руководить редакцией Петронета и
планировал вышеупомянутую поездку в Мо-И-Рану. Когда я приехал из этого
велопробега по Голубой дороге, много чего произошло в редакции, что шло вразрез
со всей моей редакционной политикой. Тогда я всех послал нах, причём сделал это
в эфире Петронета, начитав на плёнку моё прощание, и пошёл работать к
Свинцицкому.
Свинцицкий мне тогда сказал, что он
уходит, и надо будет работать с новым человеком. Только вот я никогда и вжисть
не мог предположить, что надо будет работать с ТАКИМ начальником. Лежаевым. О
нём чуть позже.
Был в моей жизни момент, когда в
период затишья в моей работе на БОП я сделал для Ники видеофилм, посвященный
какому-то юбилею связи в Карелии. Связи всякой, радио, телефонии, телевидению.
Я тогда довольно часто захаживал к старым знакомым в Нику. Там работали Саша Бердино, Сергей Никулин, Саша Захаров, Сергей Спиридонов. Туда приходили Колобов и Тихий, тоже делавшие, правда потом, передачи для этого канала.
Колобов на Нике, помню, интервьюировал Жириновского, приехавшего в Петрозаводск
на встречу со своими избирателями, а потом рассказывал, как сильно боялся тому
возразить, опасаясь вспышки словесного поноса, а то и рукоприкладства или плескания жидкости в лицо со стороны Жирика. Наверное во время одной из
таких встреч Мазуровский (фото) меня пригласил к себе в кабинет и сказал, что нужно
сделать фильм о связистах, и не возьмусь ли я за это предприятие.
Я сразу ответил, что, мол, говно вопрос. Сделаю в лучшем виде. Только и заплатить надо будет соответственно. Три миллиона. Он сразу же сказал – “Мы столько не платим”. Я ответил, что за меньшие деньги я не работаю. Надо сказать, что инфляция тогда галопировала, и доллар стоил рублей 700. А я уже знал, поговорив с друзьями, что Мазурику надо фильм сдавать. До юбилея то ли месяц оставалось, то ли меньше. Короче, я не помню деталей, как это было обставлено, звонил ли он мне или я приходил к нему, только он согласился на эти деньги. Как не помню я, чтобы мы какой-нибудь договор с ним составляли. В принципе у него была репутация человека слова, и я его всегда уважал. Задачу он обрисовал. Надо поснимать все учреждения связи Петрозаводска и сделать акцент на техническом центре ТВ, который, как я подозреваю, и был спонсором фильма. Центром этим руководил лет уже 40 какой-то еврей, не дававший доселе никаких интервью, и его никогда и никто не снимал. А мы все, кто работал на Карельском ТВ, были в некотором роде под его пятой в техническом смысле.
Я задачу понял и, придя домой, сел
писать сценарий. С видеорядом и прочим. Как учили и как сам научился.
Мазуровскому сказал, что требования с моей стороны к съёмочной группе будут
строгими, и не должно быть никаких опозданий и никаких возражений. Можно о
чём-то робко меня попросить, но принципиальных разногласий “не потерплю и
разорю”. Снимать начали чуть ли не на следующий день после того, как ударили по
рукам. Со времен Карельского ТВ я умел договариваться о съемках. С той
существенной разницей, что в те времена звонок воспринимался со стороны
чиновников или партийных скорее как данность, от которой, если можно, то
хотелось бы отвертеться. То есть с распростёртыми объятиями нас никто не ждал.
Поэтому вседа требовалось вначале звонить в райком партии, согласовывать,
просить о помощи и т.д. Чтобы съёмочная группа приехала и орудовала в районе
без ведома местных партийных властей, такого представить даже нельзя было. Тут
было всё наоборот. Нас везде ждали и оказывали во всём помощь.
При первом же выезде на съёмку оператор, Гена Волков (снимок середины 1980х), опоздал. Я вышел на оговорённый заранее перекрёсток рядом с моим домом на Ленина 13, подождал 15 минут и ушёл домой. Ещё через 15 минут в квартире раздался звонок, видно тот же Гена звонил из автомата и стал говорить что-то типа чо ж ты не ждёшь.
С таким напором нагловатым в стиле “лучшая защита – нападение”. Я спросил у него сколько времени, оказалось, что прошло минут 40 с момента, когда я должен был сесть в машину.
После чего заявил, что если такое повторится, то я сделаю всё, чтобы
Мазуровский нашёл мне другого оператора. Сегодня никаких съёмок не будет,
завтра в 9 утра быть всем на месте.
Назавтра были как миленькие. Поехали на съёмки. Технический центр оказался большим помещением, с множеством пультов и экранов. Волков опять же залупился в стиле – чего тут снимать. Я сказал, что это его дело. Мне нужно минут 10 на “перебивки” интервью с директором центра, и я не понял, почему он не взял с собой “тэлли”, например, то есть такую тележку, на которую можно поставить штатив, медленно провезти мимо этих пультов камеру, чтобы получилась плавная панорама. Гена даже понятия зелёного не имел, для чего такой вспомогательный инструмент как тэлли существует, а штативом вообще не пользовался. Всё норовил снимать с рук. А руки не очень держали. Оператором он был, честно сказать, хреновеньким и, забегая вперед скажу, что когда Никулин основал студию типа Мега-центр в бывшем Доме профсоюзов и купил линейку Бетакам, Гену послали куда-то в Пудожский район снимать заповедник для программы ТАСИС.
Туда он тоже штатива не взял, наснимал каких-то птиц телевиком на длинном фокусе с рук, птица дёргалась от края кадра к другому, чего не было бы, возьми он штатив. Короче говоря, весь материал европейцы тогда забраковали, пришлось всё переснимать, по-моему Саше Захарову. Что стало с Геной я не знаю, да и не интересен он был мне совсем. Да, он умер где-то в 2000е годы, наверное, я что-то такое читал. А тот фильм про связь мы досняли с Захаровым.
Я делал стэндап напротив центрального дома связи в Петрозаводске, рядом с магазином Детский мир (современное фото), Захаров под штативом держал текст, написанный мной фломастером.
Много снимали в новом здании, в том, где на крыше стояла тарелка Петронета, к которому я уже не имел никакого отношения (фото ниже). Фильм сдали в срок, принимал его тот самый директор, сделал какое-то замечание, усиливавшее его роль, я ему потрафил, сменив текст.
Получил свои три миллиона, прибавив в виде своих сбережений ещё два, которые тут же положил в Сбербанк, дававший тогда 10% прибыли в месяц. То, что у меня было 5 000 000 рублей в банке в 1994 году я помню хорошо. Правда такой процент давали недолго, месяца три, но зато инфляция всё равно хорошо перекрывалась. К тому же она и замедлилась.
Ещё было прикольно, что директор нового центра (фото 2017 года выше), где, кстати, находилась потом студия “Петронета”, а на крыше слева стояла огромная наша тарелка от венгерской фирмы Хирадаш Техника спросил, нельзя ли ему получить несмонтированное сырьё для внутреннего пользования. Я сказал, что вообще-то копирайт принадлежит “Нике”, но директор тот дал понять, что хорошо заплатит. Мы с Захаровым обсудили это и загнали сырьё лимона за полтора, из которых я взял себе тысяч 500, а остальное получил Захаров. Договор оформили на его жену Марину. Все были очень довольны сотрудничеством.
Ещё потом монтажёр Саша Бердино (совр. фото), монтировавший это кино на Нике, был приятно удивлён тем, что его работа была сильно упрощена моим сценарием, отпечатанным на машинке, с расшифровками всех интервью, которые я сделал сам.
С правым и левым рядом, как и должно быть. Только ни у кого, кроме меня такого сценария не было.
Обычно автор садился с монтажёром, они отсматривали, кроили и тратили массу времени.
А я временем
дорожил, да и своим профессионализмом тоже.
Получилось такое отступление от
собственно работы в БОПе, но это было в период, когда формально я был
трудоустроен там. Потом я вспоминаю, как Никулин с Фарутиным (умер в 2017м) в том же 1994 году монтировали в БОПе
фильм с моей помощью. Заказ поступил на Нику от железной дороги, а может быть
они это делали левым образом, не пропуская через кассу Ники, только я помню,
что им сказал, что если они мне отстегнут столько-то, то я им укажу меньше
времени, чем они на самом деле монтировали, и в кассу Лежаева, то есть БОПу они
заплатят совсем немного. В результате мы сидели и работали сколько нам было
надо, писали в отчете три раза меньше времени, я клал в карман какие-то тысячи.
В какой-то момент Фарутин проговорился, что получит за этот фильм 750 000
рублей, а я ему сказал, что Мазуровский заплатил мне три лимона за подобную
работу. Фарутин был сильно удивлён и обзавидовался, это было видно.
Первая командировка была в Гамбург. До
Питера, вроде, доехали на машине, везли с собой камеру, само-собой, какие-то
иллюстративные материалы и маленький монитор для показа достижений пароходства.
С монитором на таможне возникли вопросы тогда, не экспортируем ли мы
профессиональное оборудование, но всё обощлось. Помню хорошо, что фильм делал
я, он начинался с кадров маковок Кижской церкви и зелеными буквами был набран
заголовок – ONEGA-WHITE SEA SHIPPING COMPANY.
Текст, куда было вставлено мной прилагательное conscientious, писал и начитывал я. Всё это, конечно, и нафиг никому
на той выставке не было нужно.
Выставка, которая состоялась в Гамбурге с 27 сентября по 1 октября 1994 года, была моей первой заграничной экспозицией, в которой я принял участие в качестве редактора информационного отдела БОПа (Беломорско-Онежского пароходства). Стенд Беломорско-Онежского пароходства находился на втором этаже выставки, носившей название SMM и был объединён со стендом питерского Северо-Западного речного пароходства. Мы объединялись с СЗРП и на последующих выставках в Норвегии и Питере. Мы привезли макеты сухогрузов, разные рекламные материалы и видеоролик про Карелию и БОП, смонтированный и озвученный вашим непокорным слугой.
На другой день после нашего заезда в Гамбург случилась катастрофа с паромом “Эстония”, и на следующий или третий день после этого на выставке была объявлена по этому поводу минута молчания. Предупреждение о минуте молчания было подано за некоторое время до неё, потом – перед самой минутой. Естественно, на английском языке – языке моряков (и не только). Своим я всё загодя перевёл, а вот украинцы, находившиеся за пару стендов от нас, не просекли сути мероприятия, и когда весь огромный зал погрузился в молчание, продолжали смеяться и громко разговаривать, может быть и под парами горилки, поскольку “представительские” напитки на выставках – это правило, а не исключение. Было невыразимо стыдно, в который уже раз, за бывших соседей по соцлагерю. Остальное всё увидите сами – я постарался максимально сократить материал, потому что, в конечном итоге, всё это малоинтересно неспециалистам, и я с куда большим удовольствием бродил по Гамбургу, по Ботаническому саду, который располагался рядом с выставкой, заходил (и заезжал на машине с одним “гамбургером”, ухажёром знакомой из Петрозаводска и спортсменкой по части ручного мяча) в район секса и разврата Риппербан – Сент-Паули, чем парился на выставке. Но никуда не денешься – с 9 до 4 надо было быть в павильоне.Ещё одним “событием” был приезд на
выставку редакторши Карельского ТВ Светланы Пушкиной, мамаши всей известной
Оксаны. Мы с ней, надо сказать, проработали долгое время, чуть ли не три года,
в одной редакции, редакции “пропаганды”, потом я работал в редакции “народного
хозяйства” и тоже имел неудовольствие её созерцать в деле. Пушкина, как я уже
говорил, быстро перекрасилась из ярой коммунистки (она вела передачу
“Коммунисты”, о чём, естественно, стыдливо умалчивает в своём “резюме”), в ярую
рыночницу и подружилась с тогдашним начальником БОПа Олегом Бачинским (чего не
сделаешь ради загранпоездок!) Вот она и приехала с оператором Виктором Яроцким
и режиссёром Галей Мальцевой (второй женой С. Спиридонова) славить Бачинского в
очередной раз, ну и, конечно, получить от БОПа командировочные. Святое дело.
В поездку в Гамбург со мной и Лежаевым ездила какая-то симпатичная блондинка, видимо окончившая иняз, но намного позже меня, может и лет на 10-15. Снимок с экрана моего видеоклипа. Английский у неё был так себе, и во время пребывания на стенде она отчебучила номер. Ушла “поработать” в соседний павильон. Я не помню, может быть к тем же украинцам и ушла, или к иностранцам. Лежаев был разъярен, и справедливо. Этот поступок нельзя было не только оправдать, но и даже понять. Она что-то пыталась бормотать с своё оправдание, мол, рекламировала таким образом наш стенд, но весьма неубедительно. Рекламируй на своём рабочем месте! Потом я видел её в гостинице речного вокзала. Она работала там администраторшей.
Из запомнившегося тогда (и это есть на
видео), было моё короткое интервью с одним французом. У него были длинные
волосы и перхоть от них очень хорошо различалась на плечах чёрного пиджака. Правда после перегонов видеоматериала перхоти уже не различить, что, может быть, и к лучшему. Снимал
это интервью Витя Яроцкий. Он же сделал пару клипов о том, как я играю на
каком-то тренажёре.
Мне запомнилось также, как мы в
Гамбурге сидели c немцами в
каком-то кабаке и пили пиво (за их счёт, естественно) с сосисками и квашеной
капустой, что подавалось на срезе дерева наискосок. Такая своеобразная тарелка.
Тут надо отметить, что свою работу в БОПе я всегда рассматривал как неосновное
занятие. Я мог и несколько дней подряд не ходить в студию, мог поехать на месяц
в Америку с группой “Зоряйне” летом 1995. Мне было пофигу, если бы меня
уволили. Примерно в этом духе я и выразился после пары кружек пива в беседе с
немцами. Кто-то из них остался в недоумении и сказал, что, мол, как же так,
люди дерутся за заграничные командировки, а ты ты такой разборчивый. Да, я
такой и был. Меня в то время буквально рвали с руками, предлагая поездки одну
за другой. Я знал, что никогда уже не пропаду в этой жизни.
Как-то раз в Петрозаводске я встретил на улице ныне, с ноября прошлого года покойного Костю Гнетнева. Мы с ним были приятелями, и он организовал в начале 1990х поездку меня и американки из Дулута Джойс Бенсон на Белое море. Это было, возможно, уже после 1995 года. Он тогда сказал в ответ на вопрос как дела и т.п, услышав про мои успехи, я может уже и с ТАСИС работал, что “тебя-то подберут”. Имея в виду, что с моим знанием языков и расширяющимися контактами с иностранцами я без работы не останусь. Мне показалось, что тогда в его голосе прозвучала зависть. И я отлично понимаю. В Петрозаводске был страшный избыток “журналистов”. По меньше мере четыре факультета пединститута и универа (филфак и иняз у нас, филфак и истфак у них) выстреливали каждый год по сотне специалистов, которые должны были идти работать в школы по всей Карелии. Но всеми правдами и неправдами пытались уклониться от исполнения этого долга. А печатных и аудио-видео СМИ было не больше десятка. И там уже давно работали люди. Да ещё и со стороны народ приходил. Как Сергей Никулин по окончании ленинградского университета или Лукин после МГИМО. У нас на Карельском ТВ работали четыре человека, окончивших иняз. Я, Спиридонов, Хаапалайнен и Вахрушева. Крюкова закончила филфак ПГУ.
=======
В другую командировку мы летали в 1995
году, в июне, в Осло, о чём тоже мною снят ряд роликов. В эту поездку кроме
меня направились тот же Лежаев, моряк Вася и Татьяна Ручина. Тоже выпускница
иняза годов 1980х. Она была замужем за Толиком Ручиным, нашим соседом по дому
на Ленина 13. Ручины жили на втором, кажется, этаже и имели отдельный вход в
подъезд. Поэтому в нашем подъезде надо было подниматься по лестнице до третьего
этажа, где были, наверное, квартиры 3 и 4, потом на четвертом жили мы в шестой
квартире, в пятой – семья какого-то преподавателя истории КПСС, а на последнем
пятом этаже – Семья типа Абрамянцы (но точно не Абрамовичи) прямо над нами и
Вавиловы (композитор и его жена Наталья – деятель культуры Карелии). Вавиловы там же и живут
скорее всего, он 1932 года рождения, то есть на момент апдеята в ноябре 2024 года ему исполнилось 92, она – 1946.
Ручина же я знал, правда видел его
один раз только, с тех пор, когда мы ещё были студентами первого курса и жили в
деревянном общежитии на “Первомайке”, которое топилось дровами. Я запомнил его
потому, что мы с Толиком Борзовым, выпускником иняза и впоследствии офицером
КГБ, известного сейчас только (ни малейшего следа в интернете) по своей супруге Елене
Борзовой, доцентке иняза,
ездили на такси забрать магнитофон “Грюндиг”, на котором в этом общежитии в
ходе совместной пьянки, называемой нами шабашом, я впервые услышал песню Сержа
Генсбура Je t’aime, moi non plus. Толик Ручин был осуждён за наркоту и сидел в Мордовии, а
Таня ездила к нему на свидания, пока он не освободился. Она сама потом мне
рассказывала, когда мы сошлись. Близко сошлись, особенно в Норвегии. Ручин был
угрюм и необщителен. Когда перед отъездом нас в Осло, он приходил провожать её
на вокзал (мы ехали поездом до Питера, откуда летели в Норвегию), то ни с кем
не поздоровался, меня – то он уж точно знал, и рыло воротил в сторону. В году
примерно 2009 или 2010 я случайно встречу Таню на улице, мы поболтаем минут 10
и она скажет, что Ручин, как она выразилась, “наконец-то” умер.
С Татьяной мы работали неплохо, она, как и я, отдавала должное тупости Лежаева, поэтому это был предмет наших разговоров за спиной начальника и острот в его адрес. В Норвегии мы поселились километрах в 30 от столицы и, когда не удавалось ездить на выставку транспортом от Северо-западного (Питерского) речного пароходства, вроде у них был автобусик, и мы делили стенд на выставке , то Лежаев брал такси, что обходилось в 50 долларов в пересчёте с их крон. В Осло мне понравилось намного больше по сравнению с Гамбургом, особенно гостиница с бассейном, куда я ходил плавать по утрам. У меня даже было видео с этим бассейном, но куда-то пропало. Впрочем, это не страшная потеря.
Много видеоматериалов сохранилось. Мы гуляли по Осло и в окрестностях гостиницы Леоонског. Посетили музей Тура Хейердала и музей под открытым небом. Как-то вечером ужинали в ресторане, где за всё заплатил норвежец, который приглашал и в гости. Он рассказывал, какие пособия на детей ему платят, выходило что-то больше 1000 долларов в месяц. Короче, социализм там был построен. Настоящий.
От питерского пароходства кроме одной весьма деловой дамы, которая, как и должно было быть, сильно была удивлена, что руководить рекламно-информационным отделом пароходства назначили такого типа, как Лежаев, которая хорошо знала английский, поехал с нами Юра, фамилию которого я забыл. Но личность его я запомнил, потому что он меня поразил глаголом “шмендеферить”, от французского “железная дорога” – chemin de fer, который, я уже не помню, что означал в его лексиконе. Может быть “вонять, дымить”, может быть “облапошивать”, по аналогии с to rairoad на английском. Когда он первый раз его употребил, я чуть не подскочил и спросил его, знает ли он значение словосочетания. Он знал, что это “железная дорога” в языке Мольера, но перенос значения в русский был, пожалуй, его копирайтом. Потому что я посмотрел в сети и по словарю Флегона (он у меня есть). Глагол означает у блатных “употреблять женщину”. Юра явно не использовал его в таком смысле.
После поездки в Норвегию в июне 1995 года, и всё ещё числясь, разумеется в БОПе, я съездил на месяц в США с фольклорным ансамблем Зоряйне. По приезде изготовил из километров снятого видеоматериала кино на одну кассету часа в полтора и размножил на копировальных магнитофонах пароходства для каждого из бывших в поездке. Двум девчонкам я отдал фильм бесплатно, а остальные продал Валере и Людмиле, руководителям ансамбля. Валера хотел на халяву купить только одну кассету, но я сказал, что нет, так не пойдёт. Я отказался от своей доли в 150-200 долларов в Америке, потому что руководитель с американской стороны Вернон Опхайм (на снимке он во время очередного приезда в Карелию с возможно переводчицей Посновой, но я не уверен, так как кропнутый мной снимок Б. Семеного очень плохого качества, проявил себя свиньёй, и ребята ничего не заработали. На всех было, вроде 2500 долларов за месяц гастролей. К тому же и Люда и Валера к тому времени мне сильно уже стали противны, и я не собирался связывать с ними никаких планов на будущее.
Ещё во время работы там мы занимались “видеотренингами” с психологом Стасом Тидором. (Последний пост в ВК, откуда я взял фото, датируется 2021 годом). Он это дело практиковал вначале с Витей Гридиным в бывшем Доме политпросвещения. Потом они с ним расплевались, и Тидор стал взыскать хлеба насущного и нашёл его в БОПе. Процедура была простой – Тидор выдавал какой-нибудь противоречивый сюжет, народ начинал истово спорить, а я всё снимал. Потом отснятое прокручивалось на мониторе, все смотрели, дивились себе, Тидор давал пояснения специалиста-психолога и получал за это всё после пяти примерно сеансов деньги в кассе БОПа. Что интересно, я и тут умудрился урвать копеечку и договорился с Тидором, что он скажет, что видооператором был не я, а Коля Корпусенко (который, к слову сказать, и видеокамеры-то не умел держать в руках, только фотоаппарат). Деталей я не помню, но это сработало, Коля получил в бухгалтерии какие-то деньги, причём зная очень приблизительно с моих слов, в чём именно заключалась работа. Но он был настолько обаятельным и напористым парнем, что в разговоре со счетоводом, отвечая на вопрос, касавшийся работы, ответил вопросом типа – но ведь работа-то сделана хорошо? Тидор потом, памятуя о том сотрудничестве, наймёт меня для работы с одним пронырливым типом, его звали Миша Татаринов, который делал фильмы для кого уже не помню. Но это уже было скорее в ту пору, когда я практически расстался с БОПом.
Теперь про то, почему я ушёл оттуда.
Но предисловие к уходу будет продолжительным.
Казалось бы, к 1996 году, в нашем «рекламно-информационном отделе» налаживались хорошие перспективы. Мы планировали расширить свою деятельность до издательской. Денег в пароходстве, как я говорил, хватало, и планировалось купить компьютеры Макинтош для набора разных брошюр, которые потом можно будет везти в Финляндию для того, чтобы они там были отпечатаны. Мы с Лежаевым даже ходили в фирму Сампо-90, к моему удивлению работающую и поныне по тому же профилю, чтобы посмотреть на Маки. Что-то выбрали с прикидкой на будущее. Был нанят какой-то выпускник ПГУ, разбирающийся в компах с прицелом на эту работу. Я не знаю, где до этого делались макеты для печати брошюр и буклетов, скорее всего в том же Питере в СЗП, но везлось всё в Финляндию и отдавалось какому-то финну, владевшему типографией.
Один раз я ездил с Лежаевым и с водителем в Савонлинну, и мы ночевали там в гостинице. Дело было в конце ноября и город уже готовился к Рождеству. Но уже лежал снег и меня удивило, как изобретательно финны посыпают дорожки мелким гравием, а не песком, который не пачкает обувь, но и не даёт поскользнуться. Переговоры по поводу заказа велись в баре гостиницы, вроде этот финн угощал нас пивом, и мы потом ездили на его типографию. Поэтому в тот же вечер мы затем пошли с водилой в один бар, где угощал уже он. Я, в принципе, не хотел никуда идти, но он меня уговорил, так как у него была идея фикс снять проститутку марок за триста. Почему он не мог найти себе то же самое за сумму раз в пять, по крайней мере, меньшую, в Петрозаводске, я решительно не понимаю. Но раз он угощал, я подрядился переводить. В баре, битком набитом молодёжью, были танцы под оглушительную музыку, кто-то из парней блевал на скамейке. Мы заказали по пиву, и я разговорился с одним пойкой на английским по поводу того, что нам бы нужно «снять девушку». Он показал широким жестом вокруг, мол за чем же дело стало, вон сколько их, но понятно, что для водилы вариант ухаживания за кем-то не годился. Ему нужно было сразу. Я сказал парнишке финну, что нам нужна «профессионалка» не дороже 300 марок за час, но он таких не знал. Короче, нам, вернее водиле, ничего не обломилось, и мы вернулись в гостиницу.
На другой день, пока Лежаев вёл какие-то ещё переговоры, по-моему уже и с помощью жены Валеры Жука, (на фото Б. Семенова в 1983 году), о которой пойдёт речь дальше, мы с тем же водилой от нечего делать ходили в музей в крепости, где для нас двоих специально провёл экскурсию на английском молодой парень. В какой-то момент он сказал, что крепость отражала атаки русских и извинился перед нами, зная, кто мы. Я заверил его, что извинений не стоит. Не такое ещё было в истории взаимоотношений наших стран. Я не помню уже, насколько успешной была наша поездка, но в тот же день, наверное, а может и ещё ночь провели в гостинице, мы поехали в Петрозаводск.
Вторая поездка «в Финляндию» была настоящим кошмаром. Почему я заковычил Финляндию? Да потому что туда ездил только Лежаев. Мы же остались его ждать в холодном «Уазике» на границе Вяртсиля – Ниирала. А холодной машина была потому, что водитель экономил бензин и включал двигатель, соответственно и печку, только на короткое время, за которое мы не успевали согреться. До Савонлинны Лежаев ездил с финном – владельцем типографии, а это в одну сторону почти два часа. То есть не меньше четырех часов мы проторчали на морозе. У меня была совсем неподобающая обувь, ноги отморожены с детства и в них нарушено кровообращение.
Я уже был готов к тому,
чтобы ловить попутную машину и сваливать нафиг в Сортавалу, где пустовала в это
время мамина квартира, так как она ездила к моей сестре и её дочери Варе на
несколько месяцев в Лиски. Естественно, мне бы пришлось расстаться с БОПом,
что, возможно, и стоило сделать тогда. Из дальнейшего рассказа вы поймёте
почему.
Как бы то ни было, наш босс появился,
будучи перевезен финном через границу. Сказал, что тираж не пропускают на
таможне, поэтому придётся ехать из Петрозаводска ещё раз. Я, такой дурак,
сказал, что у меня в Сортавала есть квартира, где можно переночевать, а утром
снова приехать сюда и забрать всё. Всё-таки 40 км это не 300 до столицы
Карелии. На том и порешили. Я даже вспомнил, что моя одноклассница Света
Петрова работала в сортавальской таможне не на последней должности и подумал,
что она может посодействовать. Правда заходил ли я к ней в здание таможни рядом
с Домом офицеров, в помещении бывшей музыкальной школы, я вообще не помню.
Может и заходил и говорил, только вот она ничем помочь не могла или не хотела.
Я с ней потом увижусь один раз году в 2012 на её даче, она будет уже на пенсии
и мы жестоко напьёмся с её мужем и двумя одноклассниками – Петей Олейниковым,
сыном генерала и сам он дослужился до полковника, покойным с начала 2020х и
Ленкой Левихиной, его супругой. Живой, здоровой и пухленькой и доныне. Не помню
я, как события развивались потом и ездили ли мы снова на границу. Как бы то ни
было, вернулись в Петрозаводск, я «проработал» ещё несколько месяцев.
В течение этого времени супруга Валеры
Жука не раз наведывалась к Лежаеву, у которого был крошечный кабинет. Они
запирались в нём и о чём то вели беседы.
Один раз я работал переводчиком между
Лежаевым и тем самым финном, в типографию которого мы ездили в первый (и
последний) мой визит в Савонлинну. Он никак не мог понять, почему заказы на
печать со стороны пароходства в его типографии то ли прекратились, то ли
подвисли. А наш начальник не мог ему внятно объяснить, что происходит. Потому
что, как выяснилось, происходило то, что его решили кинуть и печатать заказы в
другой типографии, отношения к которой имела та же Жук. Наверняка ей что-то
перепадало от этого. Ну мне-то что? Я перевел косноязычное бормотание Лежаева,
финн, страшно разочарованный и сердитый, ушёл и пропал с горизонта навсегда.
Потом как-то раз, думаю, что это было
уже в 1996 году я пришёл на работу, и Таня Ручина мне сказала, что Лежаева нет
и, как она поняла, он уехал в Финляндию. С какой-то женщиной. Сомнений в том,
что этой женщиной была Жук, я, конечно, не испытывал. Она знала финский, и я
понял, что на этом празднике жизни я впредь буду чужим. Когда Лежаев приехал,
я, вроде, даже не стал выяснять с ним отношения. Они были предельно ясны мне.
Тут как раз стала подворачиваться
программа ТАСИС, и я полностью переключился на неё. Костя Гнетнев был прав –
меня подбирали. Вернее, я сам подбирал работу, которая лежала под ногами.
Потом я сильно заболел осенью 1996
года, два раза попадал в больницу, один раз в городскую, где чуть не отдал
концы, и где лечение и обслуживание осталось на таком же ужасном уровне и в
2010е и 2020 годы. Но это песня на другую мелодию.
Из воспоминаний о работе в БОПе
сохранились ещё съёмки спуска корабля, построенного на совместном с немцами
предприятии ОАS (Онега-Арминиус
Шипбилдерз). Правильно было бы писать «Онего», потому что так называется
Онежское озеро, а река Онега течет в Архангельской области, но это детали.
По-моему, я снимал спуск на воду вот этого парохода,
который плавает и сейчас (это снимок 2009 года). Он числится постройкой 1994
года на заводе в Петрозаводске вроде бы вторым (первым был сухогруз “Онего”
1991 года изготовления). Но он мог быть спущен на воду и весной и даже летом
1995. Я хорошо помню, как «крёстная мама», какая-то немка из головного
предприятия Arminius Ship Werke неловко бросила бутылку советского шампанского на борт,
бутылка не разбилась, что вроде является очень плохой приметой. Со второго
броска бутылку разбили, но примета оказалась действительно очень плохой. Больше
на этой верфи ничего построено не было, пароходство было перекуплено какими-то
москвичами, почти сотня судов (я помню, как Вася в Осло на приёме в мэрии
хвастался, что у него 90 кораблей) потихоньку были распроданы, а здание ОАШ
сейчас стоит на территории БОПа в виде остова. Я обвёл красным здание на
первом снимке 2007 года.
И последнее. Вот что я нашёл в Вики. В 1991—1992 гг. при участии Беломорско-Онежского пароходства создаются совместные с германской стороной предприятия «Совбоптранс» (судоходное) и «Onega Arminius Shipbuilders» (судостроительное), ТОО «Трансонега» (судоходное, совместное с организацией Нафтранс), часть судов сдается в тайм и бербоут-чартер российским и иностранным компаниям. В 1992 году руководство пароходства получило в германском банке KFW кредит в объёме 140 млн немецких марок для строительства 15 новых и реконструкции семи старых судов. Кредит отрабатывался 32 судами БОПа под германским менеджментом, однако в течение пяти лет пароходство было вынуждено продать 74 судна для погашения долга. 16 марта 1993 года пароходство было акционировано, официальное название — АООТ (с мая 1996 г. — ОАО) «Беломорско-Онежское пароходство». Созданы совместные предприятия — российско-германские «Сундоба», «Эльб—Онега Шиппинг Гмбх», в 1997 году создано дочернее предприятие ООО «БиМС», в 1999 г. — “Судоходная компания «Онег» и другие. В 2000 году контрольный пакет акций Беломорско-Онежского пароходства выкупило Санкт-петербургское ЗАО «Концерн „ОРИМИ“». Президентом пароходства был назначен Андрей Нелидов — председатель совета директоров компании «Лесная биржа», входящей в «ОРИМИ». В 2002 году на базе ранее действующих подразделений ОАО «БОП» созданы два дочерних предприятия: ООО «Онежская Стивидорная компания» (позднее — ТК «Фрегат», с 2005 г. — ТК «Корвет», затем ТК «БОП», прекратила свою деятельность в 2010 г.) и ООО «Онежский Судостроительный завод». Также в 2002—2007 гг. из ОАО «БОП» были выделены различные структурные подразделения — ООО “Судоходная компания «Орион», ООО «Беломорско-Онежское пароходство» и ООО «Беломорско-Онежская круинговая компания». В 2007 году ОАО «БОП» реорганизовано в форме присоединения к ЗАО «Невская судоходная компания». ООО «Беломорско-Онежское пароходство» ликвидировано в 2009 году.
=====
Я думал на этом завершить воспоминания о БОПе, но через ночь вспомнил, что на самом деле участвовал ещё в двух выставках, правда не за рубежом. Обе происходили в Питере и первая могла состояться осенью 1994. После Гамбурга и до Осло. Я смутно помню события той выставки. Скорее всего она была незначительной по сравнению с двумя вышеперечисленными. Я совсем не помню, где был выставочный павильон, но хорошо помню, что гостиница была у речного вокзала, может быть даже вот эта, что на снимке, которая называется “Речная”.
Я запомнил также, что она была не очень далеко от квартиры, где жил мой друг Серёжа Свойский. Мы с ним как-то созвонились, договорились, что я приду, и мы хорошо провели вечер за столом. Тогда же я познакомился с его молодой супругой и ученицей Катей, на которой он уже был женат года три. Он приглашал меня на свадьбу, но я не ездил. Мне о церемонии рассказывала наша с Серёжей общая подружка Наташа Ильина, которая приглашение приняла. До этого я Катю видел только в начале 1990х мельком у дома Серёжиных родителей на Васильевском, рядом с Академией художеств и сфинксами на набережной Невы. Я привозил тогда на ночёвку к нему Джойс Бенсон, мою американскую подружку из Дулута. Серёжа тогда представил Катю как my girlfriend, и она была совсем молоденькой (в 2023 ей исполнилось 50). Как бы то ни было, я вернулся часам к 11 вечера в гостиницу.
Ручина сидела в баре с какими-то
участниками выставки – сотрудниками БОПа. Помню, один был водитель, он,
наверное, нашу шайку и привёз в Питер и увез обратно. Он был настоящим “достоевским”,
и Таня моему появлению была очень рада и воспользовалась случаем откланяться и
уединиться не помню в моём или её номере на ночь. Больше ничего я про ту
выставку не помню.
А вот вторую, проходившую, наверное, в
1996 году, я не забуду никогда, так как выехал на неё уже больным,
недомогающим. Помню, что в пути из-за болей в животе смог проглотить только
один маленький йогурт. По приезде в гостиницу может быть в ту же “Речную”, я
уже болей не мог терпеть, предпринял попытку получить какие-то медикаменты у
Тани Деулиной, моей знакомой аптекарши ещё по работе в Харлу, работавшей в
Питере в тюремной аптеке. Я всё это время не терял с ней связи. Таблетки не
помогли, и я уехал на поезде в Петрозаводск, купив билет за две цены у
какого-то хромого перекупщика, заливавшего мне, что он был ранен в Афгане. Я бы
вообще все деньги отдал тогда, чтобы получить медпомощь и, приехав, отправился
пешком в БОПовскую больницу, где получил койко-место, глотал зонд и потом
началась жуткая история болезни, продолжившаяся несколько месяцев и
повторившаяся с теми же симптомами в Монреале в 2001 году. Но всё это к БОПу
уже не относится и на этом в рассказе о работе на пароходство можно поставить
точку.
Больше ничего стоящего про работу в
отделе БОПа я вспомнить не могу. Одним из мотивов, склонивших меня к переходу в
их студию, была линейка “Панасоник” для монтажа видео. В неё входил ящик для
плавного микширования кадров и субтитров. Правда на русском некоторые буквы
отображались неверно, что можно видеть на всех кадрах поездки в Норвегию и
потом на видео выставок. Но это были мелочи на самом деле.
Ещё одной клёвой штукой там была
воможность делать сразу пять копий с мастер-копии на головном магнитофоне. То
есть всего стояло шесть видаков. Почему БОП купил эту линейку? Всё просто. В
дальних морских походах морякам в кают-компании надо было что-то смотреть. Как
это происходит я, кстати, воочию видел, проведя почти сутки на борту сухогруза,
который вёз меня и команду яхты Руна на гонки в Киль. На этих видаках
тиражировлась вся та пиратская продукция, которая показывалась и по нашему
кабельному Петронету и по конкуренту Нике. Плюс записывалось довольно много порнографии.
Морякам надо было расслабляться в походе, ясен пень. Правда, как они это делали
физически, я представляю мало. Вряд ли у них в каютах были мониторы и видаки.
Скорее всего смотрели в кают-компании, а дело своею собственной рукой завершали
в койках.
Студия обладала двумя камерами Супер ВХС, штативами, массой кассет плюс к описанному выше оборудованию. Кстати, много, то есть с полсотни кассет формата Супер ВХС я захватил с собой из Петронета и продал этой студии. Я думаю, что если бы дело пошло не так, как пошло, то купили бы мы и Бетакам и монтажную линейку к нему. Как купит потом Никулин в своей Мега-пресс. Но не срослось. К тому же я заболел в 1996-1997 гг., скитался по больницам, у меня был даже микро-инсульт, когда во время еды я не мог произнести ни слова и был увезен на скорой в горбольницу из которой ушёл, потому что там была настоящая клоака, а не палата, и врач не подходил двое суток вообще.
Я тогда, помню, в бреду сказал себе, что лучше помереть дома. По счастью при повторном ухудшении здоровья попал, по большому блату и рекомендации Натальи Берниковой (фото) в Республиканскую, куда не брали простых пациентов без связей, где и был кое-как выхожен. В том числе побывал и в кардио отделении. Пршёл полное обследование сосудов, в ходе которого было выяснепно, что они у меня “как у 17-летнего”. Виделся с Зильбером и Белковским. Правда потом снова попадал в эту же больницу. Пока не решил, в какие временные рамки поместить рассказ об этих перипетиях. Я формально уже не работал в БОПе…
Блин! Сегодня, 20 ноября 2024 года, когда делал апдейт и нашёл это фото, вначале вставил с сайта, рассказывающего об истории публичной библиотеки, а потом только стал читать статью про её жизненный путь. А там: "В октябре 2021 года Наталья Ильинична ушла из жизни..." Настоящий шок, конечно. 1944 года рождения, не дожила и до 80 лет. Ведь столько связано было с этим прекрасным человеком. Очень по немногим я так искренне сожалею, как о ней.
Вспомнить особенно нечего о том
периоде. Помню, что приходили как-то раз Саша Колобов и Витя Яроцкий после
второй вроде бы их командировки в Чечню от Центрального ТВ. Это было скорее
всего в 1995 году. Рассказывали про ужасы пребывания там, про то, как один из
коллег – журналистов пошёл на рынок и был жестокоизбит чеченцами. Хорошо, что
не до смерти. Как попадали под обстрел. Я тогда спросил, а можно ли было
отказаться ехать туда. Колобов сказал, что в принципе можно, но ведь тогда там
подумают, предлагать ли в следующий раз другой заказ именно тебе. Желающих
поехать в горячие точки было, хоть отбавляй.
Я никогда не понимал этого никому не
нужного геройства. Что ты можешь доказать, жертвуя собой? Ради кого лезть под
пули или даже пиздюли? Помню ещё в первую чеченскую (вроде), один молодой
журналист с Ники поехал в Чечню, в Грозный, высунулся из танкового люка и был
прострелен снайпером. По счастью как-то типа подмышку ему попала пуля и жив
остался. Вершина славы – репортаж об этом по кабельной сети, который посмотрели
от силы с десяток тысяч зрителей. Уверен, подавляющее большинство сказало тогда
себе, мол, вот же дурак. Куда и зачем ты полез?
Этот пост был опубликован 25 марта 2023 в несуществующем теперь блоге montrealexblog
Comments