Первые шаги по стране клёвого листа. Воспоминания об иммиграции в Канаду.
Части первая и вторая.
Когда мы покидали Петрозаводск, нас провожали, если
исключить тестя Юрия Марковича Горбачёва, два человека. Один был Юра Клаз,
дирижер, с которым мы ездили в Ирландию, потом он с семьей эмигрирует, не без
помощи моей бывшей, в Канаду, в Виннипег, другой – Витя Гридин, мой хороший
знакомый со времен ВУЗа. Он умер от вируса Ковид-19 в конце 2020 года в
Петрозаводской городской больнице.
Билеты на самолет мы покупали в агентстве за три-четыре дома от наших, именно так, во множественном, потому что домов у нас было два – на Ленина 13 и 15, на другой стороне проспекта.
То есть мы имели квартиры в двух этих домах.
Вход в трансагентство, в здание из красного кирпича, был сбоку, слева на этом фото, там где видны какие-то цепные ограждения, и я это хорошо помню. Как помню и агентшу, что продала нам билеты. Она сказала, что нам выгоднее купить в оба конца, но на обратный путь не из Виннипега в Петрозаводск или хотя бы до Хельсинки, а из Виннипега в Торонто. Билет будет открыт 60 дней, если, мол, захотим, то можем слетать бесплатно в крупнейший город провинции Онтарио. Смысл был, что таким образом билет будет стоить чуточку дешевле. Нам была важна любая “чуточка”, поэтому мы и согласились, хотя и не намеревались Торонто тогда посещать. Агентство тут просуществовало недолго, не знаю, сколько времени, сейчас там Министерство здравоохранения Карелии.
Я не нашёл в сети фотографии старого здания аэропорта, но даже новое, построенное к 2020 году показывает скромность воздушных сообщений столицы Карелии с миром.
Улетали мы из аэропорта “Бесовец”, располагавшегося в деревянном, похожем на барак здании. Оно мне было очень знакомо, потому что я встречал там норвежца мистера Хаммера раза три и ещё кого-то. Один раз даже подкинул из аэропорта на такси с этим самым мистером до Петрозаводска прилетевшего из Финляндии сына нашего декана Мейми Севандер Лео. Мы друг друга знали шапочно, со времен ВУЗа, потом виделись в 1990 году в Дулуте, Миннесота. Но не о нём сейчас речь, а о том, что аэропорт не был местом незнакомым. Надо сказать, что уезжали мы, не оформляя ПМЖ, с финскими визами, не показывая билетов на дальнейший маршрут в Петрозаводске, причём моя виза кончалась чуть ли не послезавтра, на что погранец выпучил глаза и спросил: «Успеете вернуться?»
«Успею!» уверенно сказал я.
Ну, не получилось в тот раз, не успел, что же делать?
Шесть лет спустя приехал только снова в Петрозаводск, да и то на поезде.
Самолёты к тому времени летать перестали. Опоздал малёхо, с кем не бывает?
В Йоэнсуу в аэропорту были, наверное, час, если не меньше, но успели встретиться с мужем Леены Вестман Хейкки (у него вроде была другая, финская, не шведская фамилия), и с их сыном, которые куда-то летели, не помню уже куда, но не на нашем самолёте. Мир уже тогда был тесен. А ещё через час – другой были в Хельсинки. Встречала нас одна очень своеобразная женщина, причудливо подвернувшаяся на моём жизненном пути совершенно неожиданно, как тогда часто бывало, в те непредсказуемые времена. Звали её Оути, фамилия, как у многих финнов, оканчивалась на – nen, и она была на пенсии, но работала, в тот момент, когда мы познакомились, журналистом-фрилансером для финского журнала Kotiliesi, что по-фински значит «Домашний очаг» Как мы встретились? Та же Леена Вестман, через мою жену, спросила, не может ли кто (имея в виду меня в первую очередь, видимо), помочь с сопровождением дамы и фотокорреспондента журнала по карельским весям типа Прионежского или там, Пряжинского района. Ну я и согласился, дело было в 1997 году вроде, обладая рудиментами финского (это было перед моей учебной эпопеей в славном городе Хуйтинен), и рассчитывая на то, что журналистка-то, работающая в Хельсинки, уж должна знать английский.
Гостиница Северная в 2020е годы.
Справа – будка ГАИ, стоявшая ещё при СССР. Такая же, только поменьше, была
однажды установлена в Олонце, и народ тут же сложил типа стишок: “Кругом стекло
– внутри говно. В Петрозаводске давно, в Олонце – недавно”. В Олонце, вроде,
будку сразу и убрали.
Созвонившись, назначили встречу в холле гостиницы
«Северная», куда от нашей квартиры на Ленина идти было несколько минут. На этом
современном снимке с дрона стрелочкой я пометил наш дом номер 13, а в следующем
по направлению к Онего доме номер 15 была квартира, которую мы продали для
отъезда в Канаду. Отдали за смешную сумму меньше чем в 18 тыс. долларов нам на
руки (20 тысяч она стоила и посредник взял две с лишним, может быть даже 2500).
Прихожу, вижу женщину за шестьдесят, с фиолетово-голубыми
волосами, в бусах-стекляшках и в полиэтиленовой юбке, представляюсь, и начинаем
на смеси финского с английским, которым моя собеседница владеет ужасно,
обсуждать планы. В какой-то момент я забываю английское и финское слово
одновременно, но хорошо помню французское для обозначения этого понятия.
Случайно его роняю и лицо журналистки озаряется светом: – Mais vous parlez français! вопиёт она. Ну да, я-то говорю по-французски, с семнадцати лет причём , а к моменту встречи с ней мне уж почти 41 год.
Но откуда она-то знает язык в свои 60+ и с явно только финским происхождением и видом? Коий вопрос и задаю ей. Оказывается, её дочь года три как замужем за французом и живёт во Франции (ну конечно, не поедет же француз жить в Финляндию!), и мадам маман ездит туда на месяцы пожить с дочкой и от нечего делать выучила французский! В возрасте за 55 начала, как мне рассказала сама, и хорошо выучила. И письменный тоже, потом она, уже у неё дома в Финляндии, покажет мне свою речь, написанную для свадьбы дочери, такое трогательное напутствие мамы-одиночки. Был ли у неё когда-либо муж или сожитель, я ни разу потом не спросил, а она не рассказала, значит не хотела. Бабка была настолько счастлива найти кого-то, с кем можно говорить свободно и непринуждённо, что мы проболтали с полчаса, быстро выяснили, что примерно ей надо, я сходил нанял знакомого таксиста, он всегда стоял наискосок от дома номер 13 по Ленина. Аренда его машины на целый день обошлась в 300 рублей (это было около 50 долларов где-то в то время, когда доллар стоил 6 рублей), и мы поехали в село Маньга, потом в Ведлозеро искать фактуру для репортажа.
Село Маньга знаменито своей часовней.
А дом, в который мы зашли, был ровно такой, как на этой картинке.
Репортаж сделали, журнал в том же 1997 году, в августе, Оути прислала мне в город Хуйтинен, где я учился финскому. Первая часть статьи потерялась, я потом вывез мой “архив” в первый из Канады визит в 2004 году или второй в 2005 приезд с антресолей квартиры на Ленина 13, где жил тесть Юрий Маркович Горбачёв. Забегая вперёд скажу, что он умрёт на 86 году жизни в 2013, и я его увижу потом, после 2005 года ещё раз, году в 2010 и попью с ним коньячку. Я тогда забрал эту статью, что вы видите ниже, вместе с негативами, фотографиями и коробками с видеокассетами “Компакт супер ВХС”. Тогда же я перевёл все видео на сидюки за сто долларов у ребят в соседнем с нашим доме. Несколько кассет, впрочем, потерялись, может быть были выкинуты тем же Горбачёвым или моей бывшей, приезжавшей из Виннипега, поэтому часть видеоистории моей жизни утратилась навсегда.
Я надеялся, что фамилия Оути будет стоять на этой странице, единственной, которая сохранилась от того репортажа, но увы, фамилия пропала навсегда. Да это неважно совсем, по-моему что-то типа Оксанен было. Рядовая финская сукуними. Забавное самое было в этой поездке по Пряжинскому району, когда мы уже отинтервьюировались с какой-то бабкой, говорившей по-карельски, и Оути всё понимала, а фотокор, молодой парень, всё отснял, то поехали в Ведлозеро в надежде пожрать в местной столовой. Но то ли это был выходной, то ли ещё что, и столовая была закрыта. Насовсем в тот день. Пошли в магазин. А там – хоть шаром катай, не было ничего кроме хлеба и консервов из огурцов и горошка. Даже кильки в томате какой-нибудь не было! Взяли, как сейчас помню, буханку хлеба, двухлитровую банку солёных огурцов и банку зелёного горошка. Больше брать было абсолютно нечего. Естественно, столовых приборов и ложек-вилок у нас тоже не было. Таксист имел нож – финку, вскрыли банку, разрезали хлеб и ели, впрочем с аппетитом, как те чеховские гости, прямо на берегу Ведлозера, напротив закрытой столовой на траве.
Вот где-то недалеко от этого пляжа, слева, где магазин и столовая, мы и закусывали.
Хоть сейчас укажу это место, если доведётся ещё быть там.
Я ведь и до того в Ведлозере был раза три-четыре.
Когда работал в Экране дня, то снимал открытие свежепостроенной школы примерно в августе, году в 1981 или когда она там открылась, с покойным оператором Сашей Весниным, а последний раз во время велопробега 1988 года. Потом приехали в Петрозаводск, заплатили таксисту, как я говорил, рублей 300, то есть долларов 50, что совсем немного за целый день, по-моему даже марки ему дали финские, но сейчас не помню. По приезде пошли в ресторан “Петровский” и поели. Спиртного тогда я не пил после болезни вообще, а фотограф запросил “девуска воточки сто крам” (финны не произносят ни звонких, ни шипящих звуков) у официантки под винегрет, солянку и мясо в горшочках. Это дело было ровно в 1997 году, летом, может и весной в мае, скорее всего в конце, листья уже были. Потом Оути, как я сказал, прислала журнал со статьёй, из которой взята эта страница, в Хуйтинен. На фотографии, сделанной тем молодым корреспондентом, что пил “воточку” в Петровском, слева направо сидят на петрозаводской набережной моя б/у Марина, Леена Вестман и Саша Бердино, шофёр и jack of all trades, так выразилась сама Леена. Она была главой одного из технических бюро программы ТАСИС. Сашу я знал давно, ещё с начала 1980х, и один раз, году в 1995 монтировал с ним фильм на “Нике” – конкуренте “Петронета”, с которого я ушёл в 1994 году.
Леена с Мариной проработали несколько месяцев до самого нашего отъезда душа в душу.
Так вот, мы попереписывались с Оути, и, когда в апреле 1998 года получили визы и купили билеты через Хельсинки, я снова написал ей и спросил, не может ли она забронировать для нас гостиницу недалеко от аэропорта на одну ночь (такая была стыковка самолётов, что непременно надо было ночевать). Я ей даже тогда не написал, что мы летим в Канаду, но она догадалась, конечно. Втайне я рассчитывал, что она предложит остановиться у неё, и так и вышло. Она прислала мне письмо, где сказала, что у неё две спальни, можете смело располагаться в одной, только вот есть одна проблема: старая кошка, которой больше 20 лет, вспоминает по ночам свою молодость и мяукает во сне. Не будет ли нас это беспокоить, мол. Деликатная попалась финочка. Не будет, конечно, ответил я, тронутый до глубины души. Прилетели в Хельсинки.
Стоит, встречает с каким-то импровизированным плакатиком с нашими именами, хотя потеряться там ну никак нельзя, нас вышло-то человек десять из мелкого такого двухмоторного самолёта с пропеллерами. Когда поехали к ней домой, заехали в продуктовый магазин, и я предложил купить бутылочку вина. Дама так сильно испугалась, что я прошу её купить вина за её же деньги, что когда я вытащил свои марки, сильно повеселела, и мы потом эту бутылочку белого усидели под салат и курочку у неё дома. Хорошо поговорили, она показала альбом со свадебными фотографиями дочери, свадьба была во Франции, прочитала речь, которую она написала по-французски к этому памятному событию, которое я уже упоминал, причём читала почти без акцента, видно было, что выучила её очень хорошо. Мы снова долго с ней говорили по-французски, пока Марина звонила какой-то своей школьной подруге, живущей в Хельсинки. Утром отвезла нас на своей маленькой машинке, вроде Рено у неё был, снова в аэропорт, часа за полтора до рейса в Торонто и радостно согласилась не ждать отлёта, когда я это ей предложил. Обнялись – расцеловались, потом она напишет пару писем в Виннипег, я отвечу, но на третье ответа уже не получу: жива ли ещё старушка? Не дано мне уже узнать, но в памяти осталась навсегда. Ну, до прихода болезни имени товарища Альцгеймера имеется в виду, а собственно ради борьбы с этим товарищем отчасти и пишутся эти воспоминания. Они будят мозг.
Летели в Канаду долго и нудно. То ли 12, то ли 14 часов только до Торонто. Самолёт ещё и припоздал, поэтому в Торонто, в громадной толпе вновь прибывших, мы проследовали в Иммиграцию и «залендились», то есть получили статус «оседлых иммигрантов». Иммиграционный чиновник, не люблю общепринятого в эмигрантской среде слова «офицер», потому что он officer, конечно, но не тот, что по-русски, где это слово означает только и исключительно военного или милиционера. Так вот, чиновник с удивлением пересчитал наши дорожные чеки (traveller’s cheques) и спросил: «Это всё?» Ну да, это всё, шесть тыщ на двоих, хотя полагалось иметь пятнадцать. Ну что ж, не отправлять же нас обратно! Мы его заверили на хорошем английском (моего французского пока не понадобилось) что денег мы заработаем новых, свежих, и он нас отпустил, когда до вылета самолёта в Виннипег оставалось минут сорок уже. Мы понеслись пулей по ленте- эскалатору и успели на рейс! Часа через три были уже в Виннипеге.
В аэропорту Виннипега (фото) нас должны были встретить какие-то знакомые пастора Тома, у которого наша дочь Аня жила год, когда училась в американской школе. Да, если я ещё не говорил об этом, то наш выбор Виннипега, как пункта для иммиграции был обусловлен целиком и полностью потенциальной возможностью дочери приезжать к нам из Дулута, где она училась в колледже, в который я, будучи в 1995 году в США, её устроил, но это всё требует отдельного рассказа. Другим мотивом было то, чтобы город был достаточно большим, чтобы найти там нам обоим работу. Что в итоге и получилось. Священник Том приезжал с сыном Сетом, парнем крайне инфантильным, совершенно не приспособленным к жизни, в Петрозаводск в году 1997 и заверил нас, что знакомые надёжные и встретят. Но никто не встретил, и на самом деле мы не сильно расстроились и поехали на такси. С таксистом попытались по ошибке, не привыкнув ещё к канадским деньгам, расплатиться в том числе и финскими 5 марками, приняв их за 2 канадских доллара. Таксист, помню, шутки не оценил, конечно, но к счастью ему быстро нашли канадские монеты, выменянные в Хельсинки. Итак, с двумя нашими чемоданами, совсем небольшими, составлявшими всё наше имущество, мы въехали в заранее заказанную по электронной почте из Петрозаводска “гостиницу”, логотип которой вы видите ниже.
Почему в кавычках? Просто потому, что это скорее хостел, bed & breakfast для молодых, путешествующих с рюкзаками за спиной. Владел им молодой, может быть слегка за тридцать, парень Билл Макдоналдс, которому дом достался в наследство, и такой большой особняк викторианского стиля был не нужен, вот он его и переделал под хостел. Не знаю как сейчас, а тогда ночь в нём стоила то ли 30, то ли 35 долларов, и мы прожили дней десять. Гостиница уже тогда имела свой сайт, как и имеет по сей день, да он и не изменился. Сомневаюсь, что когда-нибудь соберусь в в своей жизни в Виннипег, но если соберусь, то почему бы там не остановиться?
Апдейт. На вторую половину марта 2022 года это заведение
было закрыто и в поисковой машине я нашёл весьма нелестный отзыв 2018 года о Билле и его гостевом доме. Хотя другой отзыв
говорит о том, что многое в первом выдумано. Ну, в общем-то и фиг с ним. Кто
захочет, прочитает оба в моём посте, пока живёт Живой Журнал.
Ну вот тогда дом выглядел вот так же, как на снимке ниже, хотя, вроде, фотография современная, 2010х годов по меньшей мере. Получив тогда нашу электронную почту, Билл просто написал: «приезжайте, только не привозите русских денег». Шутник. Когда выгрузились из такси, слава богу, багажа у нас было две сумки всего, Билл отсутствовал, потом появился, но занялся кем-то, кто приехал раньше нас, то есть заселились мы только к вечеру, часам к восьми. Жутко уставшие, не спавшие почти сутки.
Снимок 2006 года. В 2021 памятник
королеве Виктории (слева) замажут красной краской, а потом сковырнут пьяные (а
других практически и не бывает) индейцы, вдохновлённые примером американских
негров. Поводом для вандализма послужило, якобы, умерщвление индейских детей в
христианских школах-интернатах, которого на самом деле не было.
От этого величественного здания мы свернули налево, вышли на главную улицу Виннипега Портидж (что означает “волок (лодок)” авеню и пошли по нему ещё центрее. Самым центром считается в Виннипеге пересечение улиц Портидж и Мэйн. Где-то у здания универмага Компании Гудзонова залива я повёл ноздрёй и сказал, явно учуяв запах хлорки или чем они там обрабатывают воду: «Тут неподалёку бассейн!» Пошли на запах и обнаружили вход в ИМКУ (YMCA). По песне Виллидж Пипл, да и из-за моих двух визитов в Америку в 1990 и 1995 годах, я довольно чётко представлял, что это такое, но тогда, в то утро нам было не до спорта, просто отметили себе в извилинах, что есть такое место.
Это современные снимки центра “Портидж
плейс”, но тут ничего не изменилось по сравнению с маем 1998 года.
Торговый центр Портидж был уже открыт, мы не могли его пропустить и, конечно, не могли ещё и подумать, что через несколько месяцев у нас будет квартира, выходящая прямо в этот центр и в тот самый спортзал ИМКИ с бассейном, турецкой баней и джакузи. Но это будет потом. Помню хорошо, что купили себе по паре отличных, достаточно дорогих, по долларов сорок-пятьдесят, кроссовок, чтобы ходить и искать работу, и в этот день просто болтались, знакомились с городом.
Когда гуляли у реки и любовались видами небоскрёбов в центральной части города, пришли к выводу, что Виннипег будет «покруче Хельсинки» в градостроительном выражении.
Вспомнили нашего друга мистера Хаммера, норвежского предпринимателя, который был в Виннипеге в годы своей молодости, а ему было уже под восемьдесят когда мы с ним познакомились и работали в Петрозаводске. Он сказал, что «небоскрёбов в Виннипеге нет». Это не так, с уверенностью заявляю. Небоскрёбов, хоть и не таких высоких, как в Нью-Йорке, есть там.
Железнодорожный вокзал в Виннипеге. Буквы VIA обозначают корпорацию Via Rail Canada. |
Вокзал действует, понятное дело и сейчас, а здание его напоминает о том, как процветал
город, расположенный в географическом центре североамериканского континента в
начале ХХ века. Тогда
через Виннипег шла масса грузов и пассажиров, город даже был третьим в Канаде
по численности населения после Монреаля и Торонто. Но в 1914 году открыли на
беду Виннипегу Панамский канал, грузы пошли по большей части морем, город хирел
и уступил третье место Ванкуверу, а сейчас вроде даже в Оттаве больше народу
живёт, чем в Виннипеге, причём из провинции Манитоба народу уезжает больше, чем
приезжает в неё.
Может быть на третий день решили пойти в местную
манитобскую иммиграционную контору. Марина посмотрела на карте, Иммиграция
находилась в доме номер 213 по улице Нотр Дам, где находится и по сю
пору. Она решила, что
дом номер 213 должен находиться очень далеко от центра, потому что надо же
представить себе, сколько места вдоль одной улицы занимают сто домов с одной
стороны, и сто с другой. В Петрозаводске ты пройдёшь весь проспект Ленина от
площади Гагарина до озера и увидишь номера, может быть, 20 домов в общей
сложности. Поэтому она предложила пойти в сторону от Бродвея под углом в 45
примерно градусов, чтобы выйти в район искомого дома. Пошли. Через полчаса
пересекли Нотр Дам в районе, может быть, 2000го номера дома по этой улице и
почапали в сторону уменьшения номеров домов. Тогда мы не знали, что на одном
здании может висеть сразу несколько номеров “домов”, да и большой логики в
нумерации нет. Например, у нас в Дорвале дом, где я работал, носил номер 200 по
бульвару Бушар, а следующий колледж для девочек, через сотню метров, имел номер
100. На другой стороне бульвара в одном доме было три подъезда с номерами 65,
45 и 25, если я не ошибаюсь.
Так что тогда пришлось прошагать километра полтора только
по улице Нотр Дам. Пимерно ещё через минут сорок упёрлись в дом в самом центре
Виннипега, недалеко от Портидж и Мэйн. Я был очень зол, помню, потому что по
прямой было идти минут двадцать максимум. Имели беседу с каким-то имиграционным
чиновником бангладешского или латиноамериканского происхождения, который, кроме
всего прочего, любезно сделал мне ксерокопию «Жёлтых страниц» телефонного
справочника с координатами переводчиков Виннипега. Ведь я же иммигрировал по
специальности «переводчик». Собственно, это и была вся «помощь» с его стороны.
На первый взгляд переводчиков там было очень много, страницы две по три колонки
в странице. Но, если присмотреться, четверть была с переводами в паре –
английский – украинский, половина между французским и английским, и строчек 10
были посвящены русскому переводу, но на деле это всё, конечно, оказалось
пшиком. Русский в Манитобе никому почти и нафиг не был нужен и не нужен сейчас.
К чему я, впрочем, был вполне готов.
Так мы и жили в этом Гестхаусе, ходили по разным
учреждениям, открыли счёт в банке Скоша, положив туда все наши оставшиеся сбережения, жалкие
несколько тысяч. В эмиграционных правилах Канады того времени был такой очень
интересный момент. Каждый профессиональный (независимый) иммигрант должен был
показать, ещё до получения визы, наличие на своём счёте 7500 канадских долларов
на взрослого члена семьи и сколько-то, значительно меньше (вроде 100 долларов),
на ребёнка до 18 лет. Причём деньги эти должны были лежать на счёте не в
России, но где – нибудь в капиталистической стране, страны СНГ в расчёт не
принимались. Я не знаю, как выкручивались остальные, слышал только разговоры,
что люди ездили по турпоездке в Польшу или Чехию и открывали счета там или
как-то так.
Нам бы тоже по всей вероятности пришлось проворачивать
что-нибудь подобное, но по счастью Марина работала формально на Евросоюз, на
программу ТАСИС, поэтому Леена Вестман дала ей какую-то бумагу, Марина съездила
в Йоэнсуу, открыла там счёт, положила деньги, по-моему 18 тысяч долларов,
вырученных от продажи квартиры, взяла справку об этом вкладе, потом
предоставила её в посольство Канады, а уже перед самым отъездом, с визой на
руках, сейчас детали уже забываются, съездила ещё раз, часть денег сняла налом,
оставила родителям. Другая часть, тысяч 6, с которыми мы и приехали, превратила
в дорожные чеки Traveller‘s Cheques.
Вот эти оставшиеся чеки мы принесли в Банк Новой Шотландии внутри торгового
центра на Портидж плейс. Я помню, как сильно удивилась сотрудница банка,
принявшая эти чеки и открывшая нам счёт тому, что мы в Канаде всего два дня, а
так хорошо говорим по-английски и разбираемся с канадскими реалиями. Сказала,
что ей приходилось открывать счета иммигрантам до этого, но никто так хорошо не
говорил и так ясно не представлял, что нужно делать. Помню, что было крайне
приятно слышать такое.
Ещё запомнился эпизод разговора по-французски с двумя молодыми парнями, приехавшими из Квебека. Вообще в этом хостеле, наверное, только мы жили так долго, то есть больше недели. Большинство людей редко задерживались больше, чем на сутки, ехали куда-то дальше. Эти два парня говорили между собой по-французски на кухне или в салоне у телевизора, я вклинился, вежливо, и мы стали болтать. Я, помню, удивился ещё очень слабому знанию английского у одного из них и был просто поражён, как человек, родившийся в Канаде, может не знать слова «триггер». Для меня это было просто непредставимо! Я почему про них рассказываю сейчас? Да просто хорошо помню, что кто-то из них сказал: «Тебе бы с твоим французским надо в Монреаль!»
18 марта 2012 года. На Лашинских порогах. Снимала Светик. |
——
Мужик с велосипедом и с велоприцепом для маленького
ребёнка стоял перед красным огнём светофора на другой стороне улицы и махал мне
рукой. Я даже переспросил его жестом: «Ты это мне?» « Тебе – тебе» , радостно,
или так мне показалось, помахал он мне в ответ. “ОК” сказал я сам себе,
“видимо, спустя неделю пребывания в Виннипеге, нас уже успели заметить и ценят наше скромное общество”.
Я радостно пошагал ему навстречу, ведя велик в правой руке. Когда наши груди
встретились в равнении на улице Бродвей, он проворно схватил моего
арендованного в гостинице железного и поджарого коня за руль. This bike is stolen. «
Этот велик украден» – тоном, не терпящим возражений, (как будто кто и возникал), заявил мужик. Белый, между прочим, то есть не индеец, не
краснокожий. Говорил по-англосаксонски. Might be – заявил я,
твёрдо зная, что вор – не я. “Ну и хули?” – продолжил я про себя, ибо
собеседник всё равно не понял бы, скажи я это вслух. Даже интересно, что будет
дальше. Дальше всё было весьма тривиально. Сбивчивое повествование о том, что
это его велосипед, что его очень легко опознать, и ля-ля-ля и ля-ля-ля.
«Короче», сказал я ему. «Ты чё хошь? Чтобы я тебе его отдал? Продал? Я бы и
рад, да не могу. Велик взят напрокат в хостеле Guest House Intrernational, где мы остановились по прибытии из России». (так далеко
в обяснения я не стал, впрочем, вдаваться). «Обошёлся мне 5 долларов в час. Час
почти вышел, потому еду сдавать хозяину. Можешь проследовать за мной, если так
хочется». “Нет, я должен позвонить в полицию”. “Зачем звонить? Вот она,
полиция, в двух шагах”. Полицейский участок и в самом деле был близок. Пошли
туда. Скучающий полицейский выслушал внимательно сбивчивую речь претендента на
сворованный внелосипед и мою. Чего-чего, а говорить на госязыках Канады мы умеем, иначе
на кой бы
припёрлись в неё? Инцидент был практически исперчен и полицейский спросил,
вполне логично – а чё бы вам ребята, не направить свои колёса в этот самый
отель, благо он в трёхстах метрах от околотка, да там и разобраться? Мне это
показалось вполне логичным, но эта гнида, претендующая на велик, спросила: а
почему вы не устанавливаете личность ездюка предположительно сворованного
велосипеда? Как бы не хотелось копу возиться с бумажками – вынужден, болезный,
был это сделать и записал подобие анкеты – когда прибыли, зачем и прочее, что
ему было изложено по пунктам. Когда полицейский, наконец, отпустил нас троих –
в коляске терпеливо сидела примерно четырёхлетняя дочь велосипедиста, я был с
самим велосипедистом очень
сдержан и совсем неразговорчив – только показал ему жестом дорогу. Мужик просидел во дворе
Гестхауса часа четыре в ожидании прихода хозяина, и я демонстративно не общался
с ним, пошёл просто наверх в свой номер. Я не знаю, на чём они там порешили с
владельцем нашего отеля, скорее всего последний просто сказал, что купил
велосипед с рук, что вполне могло быть правдой, да и отдал его претенденту. Мне
Билл вернул 10 долларов – то есть в два раза больше, чем я наездил, и я остался
доволен. Потом, когда я здесь, в Канаде обжился, я подумал, что можно было бы
хозяина гостиницы потянуть в суд и нехилую сумму отсудить за моральный ущерб,
за шок вновь прибывшего, чёрта в ступе. Но когда ты всего неделю на другом конце света,
об этом не думаешь, другие мысли копошатся в башке. Не до сук. Да и Билл тот
был, в принципе, хороший парень, миллионов за ним вряд ли водилось к тому же.
Что ещё сделали мы в первую неделю в
Канаде?
С первых шагов мы поняли, что в отличие от России (того времени, конца 1980х), в
Канаде почти всё устроено так, чтобы максимально облегчить человеку и первые и
последующие шаги его в контактах с госучреждениями. Что здесь положено по
закону, делается ровно в отведенные сроки и без нервотрёпки и ожиданий. Тогда
же, ясное дело, подались на государственное медицинское страхование, то есть на
то, которое даёт право на бесплатное медицинское обслуживание кроме
стоматологии. На стоматологию, спустя некоторое время, купили частную страховку
Blue Cross. Затраты на эту покупку вычитаются, не полностью,
конечно, из налогов.
Ну вот, вроде и всё, что мы сделали за первую неделю. В это время моя очень инициативная б/у супруга, буквально обуянная зудом побыстрее интегрироваться в новую жизнь, тогда как я предпочитал пока осматриваться, вела самостоятельные поиски квартиры на съём, желательно ближе к центру и не в этом районе, где был хостел, так как мы уже поняли, что район этот не совсем благополучный, много индейцев, а это ещё те подарки. О них будет речь. Я в этом процессе даже как-то и участия не принимал и, может быть, зря, потому что можно было найти и получше жильё и центрее, чтобы удобнее было обивать пороги в поисках работы.
И вот однажды, надо думать это было к первому июня 1998 года, она вернулась с радостной вестью, что квартиру удалось найти недалеко от «Форкс». Так назывался исторический мыс, где, как аборигены гордо заявляли, они встречались уже 6000 лет назад. Поверить можно, проверить трудно.
Письменности-то у них, вроде, никогда и не было внятной, хотя на тех же Форкс выбиты какие-то иероглифы, напоминающие египетские, и на английском подписано, что это – язык племени Ассинибойн. 15 лет спустя, попытался найти в сети, в Гугле, эту улицу, где мы поселились но не получилось. Мост Прованше есть, а рядом – громадный пустырь без названий улиц, за исключением “Театра для молодых людей”, которого тогда не было. Вполне возможно, что всё было с тех пор снесено (дома там были старые) и перепланировано.
Скажу только, что вот до этого старого бывшего железнодорожного моста постройки 1914 года мне было бежать трусцой примерно три минуты.А здесь вы видите скульптуры, изваянные, надо полагать, скульпторами "первой нации". Помню,что мороз стоял жудкий, когда я снимал эти кадры.
Долго жить в гостинице нам было, конечно, накладно. Каким бы дешевым этот гестхаус ни был, а за 10 дней отдай 300-350 долларов и не греши. А у нас оставалось на счёте тысяч 5 уже. Марина одна, не помню уже почему, отправлялась на поиски квартиры и сторговалась с толстой лэндледи (представительницей хозяина, домоправительницей) за 435 или 475 долларов в месяц за двухкомнатную довольно просторную квартиру. Мы внесли залог долларов в сто сорок, который эта жаба нам потом не вернула. Зажала она его под предлогом, что мы запачкали ковёр в кухне и надо, якобы, было делать чистку. Это было чистое враньё, пятно на ковре было до нас, просто мы тогда не придали этому значения, были неопытные и не знали, что все неполадки в квартире надо помечать до заключения договора о найме, как не знали и того, что по идее хозяин должен был привести в порядок квартиру до сдачи новым жильцам, если она снимается с начала месяца, то есть покрасить стены, почистить ковёр и т.д. Правда, надо сказать, что в принятии решения о съёме именно этой квартиры я участия не принимал. Моя бывшая всё решила сама. Найденный ею вариант никак нельзя было назвать достойным. Когда квартира сдаётся в саблет, поднаем, то есть жильцам, которых находишь сам до истечения срока арендного договора, тогда ремонт не делается.
Через несколько месяцев мы сдали нашу квартиру в такой поднаем украинцам, которые вышли на нас по Интернету. Они эмигрировали уже второй раз, собираясь в Канаду из Агрентины. Так вот, жена этого знакомого долго потом обижалась на нас и распространяла по русскоязычной округе слухи, что мы их обманули, что кто-то из их знакомых, мол, въезжал в квартиру и ремонт был сделан. Наши объяснения по поводу того, что это же поднаем, в середине месяца, никак эту женщину из Жёлтых Вод (до неё я не подозревал, что на свете может быть такой город, прямо перекликающийся своим названием со знаменитой песней группы “Кристи”) не убедили, и остался неприятный осадок, который способствовал тому, что общение с «русскоговорящей диаспорой» мы уже тогда стали начинать сводить к минимуму. Но я буду придерживаться хронологии и рассказывать о событиях первых дней в Канаде строго по порядку.
Итак, квартира. Вид из окна был такой, как вы видите на фото, которое я снял в нашу первую виннипегскую зиму.
Прямо напротив, за мостом больница Св. Бонифация во “франкоязычном” городе Сен Бонифас.
Вид, как и предыдущие снимки, сделан камерой,
которую дочь Аня привезла зимой, на Рождество или в январе уже 1999 года в свой
первый приезд к нам в Виннипег из Дулута.
По-моему она оставила мне этот старый плёночный, конечно, «Никон». Цифровые аппараты тогда хоть уже и появились, были недоступны по цене. А этот подержаный прибор она покупала для курсовой работы в колледже, потом ей он уже был не нужен, и я сделаю им потом много снимков.
До автобусной остановки на улице Мэйн было пять минут ходьбы, она находилась примерно в этом месте, что показано.
С горельефом бычьей головы.
До моста, который вёл через Красную реку (Red River) в город Сан Бонифас, тоже было рукой подать.
Ну а для того, чтобы пересечь мост, нужно было ещё минуты три, и вот уже ты оказываешься в совершенно уникальном "французском" городе. Конечно, в кавычках, потому что французскими, по сути, были пара - тройка его заведений типа книжного магазина, библиотеки, да музея. Об особенностях французского языка в Манитобе - ниже.
В квартиру мы купили диван, матрас для спанья, по-моему даже не кровать, прямо клали матрас на пол, стол обеденный, стулья и компьютерный стол. Купили в магазине Pawn Shop, который присмотрели, когда ещё жили в гостинице. То есть магаз тот был из самых-самых дешевых, куда, возможно, отдавали вещи под залог, а потом не могли выкупить и они становились собственностью магазина. Но всё равно, за всё это пришлось отдать долларов 700. Заказали доставку на субботу, и молодой парень с помощником, у которого был подбит глаз и красовался под ним огромный синяк – результат вчерашней драки в баре, как он сказал, притащили нам всю мебель.
Следующим этапом стала, само собой, покупка компьютера. Покупать его поехали на автобусе в магазин Future Shop на улице Сент Джеймс, гда он и сейчас стоит. Опять же, я писал это всё в начале 2010х, наверное в 2012м году. Сейчас, в марте 2020го года, если вы пройдёте по ссылке, то увидите, что на карте рядом со словами Future Shop стоит closed. “Магазины будущего”, носившие лозунг “Когда-нибудь все будут торговать как мы”, закрылись по всей Канаде. Эпизод покупки мне тоже хорошо запомнился.
Во «фьючешопах» по всей Канаде всегда работали продавцы, которые, конечно, имели какой-то минимум зарплаты в час, а всё остальное получали по комиссии, в зависимости от того, что им удалось втюхать покупателю. Я как вчера помню молодого белозубого негра, который к нам подскочил, тут же рассказал, что он приехал в Канаду из Греции, что доволен, как слон, что провернул иммиграцию, что компьютер, который сейчас продаст, есть самый лучший в мире, что на нём есть дисковод компакт-дисков (как будто мы этого не знали), что во время работы на компьютере можно слушать диски, в общем всё, что в принципе всем известно, но тем не менее всегда выслушивается покупателем достаточно терпеливо. Так же ненавязчиво парень предложил купить гарантию магазина, объяснив, что если что сломается, то мы мы ничего не платим, что всё заменят бесплатно.
Тогда мы ещё не знали, что это самая настоящая разводка, и что гарантийные машины меняются или чинятся в течение года минимум и без гарантии магазина, что их можно всегда в Северной Америке вернуть в магазин в течение 15 дней со дня покупки даже ничего не объясняя. Просто скажи, что не понравилось, и все деньги вернут. Мы не знали ничего и купили эту гарантию, она нам стоила долларов 300 за год. Забегая вперёд, гарантия магазина оказалась не такой уж никчемной вещью. Монитор-таки сломался, другое дело, что стоил он в то время долларов 100 максимум. Нам его заменили без проблем. Но вообще-то потом я очень хорошо научился говорить с порога, что никогда не покупаю страховки магазинов. И никому не советую – это есть обдираловка, как и скидка по почте (mail-in rebate). Магазин попытается сделать всё, что возможно, чтобы вы этих денег никогда не получили. Интересно было, что во время оформления покупки его собрат, такой же чёрный, спёр какой-то компакт диск, а он при выходе зазвенел (каким же дураком надо быть, чтобы не отломать штрих-код!). Наш продавец бросил нас и кинулся в погоню за вором, но не поймал. Вернулся назад, оформил покупку и мы поехали домой.
Компьютер с принтером нам доставили домой дня через три ,
после чего на нашем счёте осталась тыща с небольшим. Сразу же пошли за речку, в
конторку, где тоже продавали компьютеры и аксессуары к ним и рекламировали
установку Интернета. Она располагалась прямо за мостом, в городе Сан-Бонифас.
Рекламу этой конторы, которая обещала сеть за 15, по-моему, долларов в месяц,
мы присмотрели раньше. Установили, конечно, на том же модеме, что и телефон,
тогда только такая связь была распространена у простого народа. Нет, тогда был уже скоростной кабельный интернет у фирмы Шау, но стоил недоступную для нас
сумму в месяц, то ли 50, то ли сорок долларов, плюс налог, конечно.
После того, как опробовали Интернет, я сел за рассылку
моего резюме и представительского письма по всем мыслимым и немыслимым адресам.
Всего, как я потом подсчитал, разослалось около 500 резюме по всему миру, по
переводческим агентствам и просто по адресам, где, как мне казалось, может
обломиться.
Ответы стали приходить уже в в начале июня, но первые заказы поступили в
середине месяца и позже, сначала долларов на 75, потом на сотню с лишним. Я
помню, что переводил меню для русского ресторана в Испании, надо полагать, с
русского на английский, что-то ещё и, наконец, один большой заказ, долларов на
700, на английский с русского, пришёл из Бразилии, где русские нефтяники что-то
бурили.
В то же время я отлично понимал, что надо искать
постоянную, не обязательно переводческую работу, не по Интернету, поэтому
пристально просматривал и местную прессу. Внимание привлекло объявление в
газете «Виннипег Фри Пресс» о том, что госучреждению требуется человек, умеющий
грамотно печатать на французском и английском. Назывался такой пост “bilingual word processor”, и объявление я увидел, наверное, ещё в мае, там был
указан срок, до которого можно было подаваться и, как только появился компьютер
с принтером, я сразу же по почте отправил им письмо.
Через ещё неделю примерно был приглашён на тест. Понятно, что им же нужно было знать, правда ли я знаю оба
языка и могу печатать на них. Тест я помню очень хорошо, там были вопросы на
знание французского языка, они были, как я понял приоритетными, и потом я
отлично понял почему. Грамотных франкофонов в Манитобе в целом очень мало, то
есть потребности провинции, имеющиеся в наличии люди не покрывают, это точно. К
тому же всегда из Манитобы, а это, читай, в основном Виннипег, людей уезжало
больше, чем приезжало. В том тесте мне надо было раставить задачи по мере их
значимости, помню, что я не знал слова octroi – то ли вылетело из головы, то ли действительно не
запомнил его, но меня спасло, что я захватил с собой маленький словарик,
которым можно было пользоваться. В общем, худо-бедно тест я сделал и ушёл.
Буквально на следующий день или через день был приглашён на интервью, о котором
надо сказать отдельно. Ведь это было, по сути, второе в жизни полноценное
интервью в западном смысле.
Первое состоялось в том же 1998 году, когда я хотел перед эмиграцией
прокатиться в Америку за счёт их бюджета поучиться чему-то, типа от фонда
Джорджа Сороса, как я ездил в 1990, только в том случае интервью не было, и я
поехал, а во втором оно было, и я его не прошёл в Питере. Помню, как жалко было
потерянного времени, поездки из Петрозаводска в Питер. Билеты на поезд
оплатили, конечно, но мы ещё платили фотографу, помню, собирали всякие
документы, все хлопоты зря. Но если честно, то правильно меня отфутболили,
заявка была явно не по моему профилю, шла по разряду журналистики, а
журналистом я уже несколько лет не работал.
Так что вот это интервью в каком-то из зданий Manitoba government было для меня событием эпохальным, которое я никогда не
забуду. Всего интервьюеров было человек пять, все в официальных деловых
прикидах, как и я, конечно, было две женщины, остальные мужики. Говорили
примерно с полчаса на французском и английском. Что меня сразило наповал, когда
беседовали на французском, так это было «тыканье» на английский манер, кстати,
совсем не повально принятое в Квебеке, по крайней мере на таких официальных
мероприятиях, как я потом выяснил. Ну да вообще про французский язык Манитобы,
так называемый le francо-manitobain, я
бы много чего мог порассказать, сейчас пока не буду. Прокололся я на одном
вопросе. Был спрошен, как я буду распределять приоритеты в своей работе. Я
что-то понёс не в ту степь, ну не было у меня опыта совсем, и это, по-моему
срезало все мои шансы. Сейчас-то я знаю, как отвечать на этот вопрос и коротко
и длинно, в зависимости от обстановки, а тогда я, надо честно признать, был
просто не готов к интервью. Но это был, на самом деле, хороший опыт, не
пропавший даром. Я не помню уже, ответили ли они мне, что я не прошёл, или я
позвонил спустя некоторое время узнать и мне сообщили, но я тут же подал снова,
когда через неделю увидел объяву на точно такую же работу в правителстве
провинции. Но на этот раз, видимо руководствуясь тем, что я уже лежал в их
досье с «чёрной меткой», они даже не ответили на письмо, я позвонил, конечно
же, сказали, что я не был отобран. Ну и ладненько.
Canadian Wheat Board Building on Main street. |
Отдельно стоит рассказать о том, как я пытался устроиться переводчиком в Канадскую зерновую комиссию (Canadian Wheat Board), штаб-квартира которой находилась в Манитобе, в Виннипеге. Объявление о том, что им требуется переводчик с английского на французский (это государственное учреждение, и все документы должны быть на двух языках), я увидел в той же «Виннипег Фри Пресс», наверное, в июле. Зашёл на их сайт, и внимательно прочитал и распечатал почти целиком. Даже помню, на каком принтере. Мы его купили вместе с компьютером, но проданные с ним картриджи быстро кончились, и я на велосипеде ездил их заправлять новыми чернилами куда-то на шоссе Пембина. Но ради такой перспективной работы ничего жалко не было. Их предложение, даже без указания годовой зарплаты, выглядело очень солидно, в рамочке, с гербом-колосками, как положено. Потом мне сказали, что это 40 000 в год, что для Манитобы, как я уже говорил, просто сказочная зарплата при том, что средняя по провинции была в то время, наверное, тысяч 20 за год. Я послал им резюме и, даже не получив пока ответа с приглашением на интервью, стал готовиться к нему. Изучил всё, что было написано про Канадскую зерновую комиссию на всех сайтах, а через некоторое время получил и вызов на интервью.
Пришёл, и мы стали разговаривать. Я произвёл на них неизгладимое впечатление, рассказав в мельчайших подробностях, чем занимается их комиссия, почему крестьянам-фермерам выгодно иметь с ней дело, сколько они зерна экспортируют, а сколько оставляют на нужды страны и и т.п. Рассказал даже анекдот про Хрущёва, который совершил чудо: посадил пшеницу в СССР, а урожай собрал в Канаде – намёк на то, что Советский Союз не мог себя обеспечить зерном и импортировал из Канады и Америки. Интервьюирующие – молодой, лет 30 человек и женщина, которая почти ничего не сказала в ходе всего интервью, были в восторге. Парень мне так и сказал, что никогда не слышал на интервью такого глубокого знания о предприятии. После чего перешёл на чистый русский, но я совсем не удивился – знал, что тут украинцев половина жёлтых страниц в справочнике и, естественно, родной язык большинство в семьях поддерживают, а я в жизни не встречал украинца, который не мог бы говорить по-русски.
А потом был тест. Надо было перевести текст с английского
на французский. На компьютере набрать, что-то на зерновую тему. Мои незанятия переводами на французскийв течение последних 20 лет,
конечно, сказались. В одном месте я заменил глагол décrocher на accrocher, что, в принципе, антонимично. В другом что-то ещё, то
есть, честно сказать, тест я завалил, что называется, with flying colors. Иначе и быть не могло, потому что всякая работа требует
практики, а для того, чтобы эту практику получить, надо этой работой
заниматься, то
есть для начала на неё поступить. Замкнутый круг. Что было первее: курица или
яйцо? Так и ходят по этому кругу миллионы вновь прибывающих в Канаду, пока всё
как-то не образуется. Как говорил бравый солдат Швейк: « Ещё никогда не было
так, чтобы не было никак». Ни в какую пшеничную комиссию я не поступил,
расстроился, конечно, но не шибко. Я всегда был человеком реальности и
сознавал, что этот прыжок был бы plus haut que mon cul, что в принципе невозможно, потому что ты не можешь
прыгнуть выше своей жопы. По той простой причине, что она
прыгает с тобой.
А потом, уже читая все объявления подряд как в
англоязычной (Winnipeg Free Press),
так и франкоязычной (Liberté)
газетах, я увидел, что набирают в охранники. Оказалось, что охранная компания Иннертек со штаб-квартирой в Ванкувере приглашает на работу всех.
Если вы пройдёте по этой ссылке, то в комментарии от мая 2017 сможете
прочитать, что фирма ушла из Виннипега. Дословно:
This company is no longer in Winnipeg and with good reason.
They treated their staff very poorly and never listen to full details. They
would put you in dangerous situations that could be avoided.
Да, контора была говняная и набирала всех, кто согласится
работать за минимальную плату меньше 7 долларов в час, то ли за 6 долларов 35
центов, то ли за те же 6 долларов, но за 75 центов, что большой роли не играло.
А набирала потому, что работники стали бастовать именно из-за такой низкой
оплаты и ходили вокруг виннипегского отделения этой конторы с плакатами, мол,
хотим лучшей оплаты. То есть я пробирался в эту контору штрейкбрехером по сути.
Но мне это обстоятельство было глубоко фиолетово – деньги в банке уже были на
исходе, а за квартиру полтыщи надо было вынуть и положить каждый месяц. И надо
было что-то есть. Поэтому пришёл я туда со своим резюме, в котором дофига чего
было написано про университет и высшее образование в СССР, и про опыт работы на
родине (другого-то ни образования, ни опыта не было). Оказалось, что резюме
никому и на фиг не нужно, просто заполнил там форму на одном листке, похоже они
в тот момент брали ВООБЩЕ ВСЕХ. Чуть ли не назавтра мы уже учились, и сколько
мы проучились, я совершенно не помню, но вряд ли больше дней трёх. Самое ценное
что я вынес с этих «курсов» было то, как наша преподавательница ответила на
такой вопрос:
– Предположим, кто-то с ножом или пистолетом взял в
заложники жертву, скажем, в магазине и угрожает её прикончить, если ему не
дадут беспрепятственно скрыться. Ваши действия?-
Бравые мужики, конечно, а в группе студентов были не
только они, а даже какая-то субтильная, длинная как хворостина, и такая же
слабая на вид негритянка из Камеруна, которая проронила как-то на занятиях, что
не против знакомства с местным мужиком на предмет, ясен пень, получения статуса
оседлой иммигрантши, начали выёживаться друг перед другом и говорить, как они
отвлекли бы внимание преступника, подкрались бы к нему сзади, стукнули
непонятно, правда, где взяли бы её, бейсбольной битой по башке, сломали бы ему
руку с ножом (пистолетом) вместе приёмом дзюдо и т.п.
– Забудьте, – сказала учительница. – У вас нет соответствующей подготовки, более того, в
описание вашей работы совершенно не входит конфронтация с захватчиком. Ваше
дело – наблюдать. Если вы можете вызвать полицию по 911, и никто другой до вас
этого не сделал – прекрасно, вызывайте. Остальное записывайте в блокнотик.
Приметы там, что за нож или пистолет у захватчика были, как можно больше
подробностей на предмет, если он убежит, чтобы потом можно было его найти.
Приедет полиция, спросите у полицейского фамилию и чин, а можно только фамилию,
и ВСЁ! После этого напишите рапорт для своей конторы. –
Потом она рассказала, что в такую ситуацию мы вряд ли, впрочем, когда-либо и попадём. И добавила что-то типа, мол, надо понять, что вы охраняете чужое, пусть порой и дорогое, имущество, которое к тому же, как правило застраховано, и рисковать ради него своим здоровьем или жизнью будет с нашей стороны глупо. По истечении срока подготовки будущих секьюрити выяснилось, что мы должны будем за свои кровные купить себе форму, пиджак и штаны, чёрные ботинки (в кроссовках, якобы нельзя было дежурить, но потом все поголовно дежурили в них и не парились), а также белую рубашку, если нет своей, и галстук. Всё покупалось обязательно в определенном магазине, который давал незначительную скидку, но магазину это было жутко выгодно – иметь договор с нашей конторой, потому что секьюрити работали в этом Иннертеке сотнями, и всё вычиталось из будущей зарплаты.
Но деваться было некуда – жена пока не работала, переводы были крайне ненадёжным источником дохода, счёт в банке скукоживался. Надо было идти хоть на какую работу, а пока единственное, что маячило, была эта. Ещё когда я был дома, в Петрозаводске, мой друг Серёжа Свойский, проведший в Монреале к тому времени (к весне 1998 года) уже больше года, написал, что за год потрачено намного больше чем заработано. Ещё тогда я отметил для себя, что у меня такой возможности, тратить больше чем я заработаю, просто не будет. В долг мне там никто не даст, а привезённые с собой деньги слишком незначительны, чтобы не кончились за три месяца жизни. На самом деле они кончились раньше после покупки компьютера и мебели и съёма квартиры.
Выход был один: зарабатывать новые. Как бы то ни было, форму купил, получил в полиции удостоверение секьюрити и частного детектива (о, как!), и сразу же устроился охранять правительственное учреждение «Спорт Манитоба». Эта надпись видна на фасаде крупными буквами на единственной фотографии, что я смог найти ещё 2010 годах. Потом и она пропала, но вот сохранилась в моих архивах.
Несмотря на всю учёбу, на которой, в основном, учили правильно «забукиваться» на дежурство и писать рапорты, представление о том, что именно должен делать секьюрити, было совсем неполным. Или не совсем полным. Кстати о забукивании. Приходя на работу, я должен был набрать номер центрального диспетчерского пульта на Портидж авеню, где всё время, пока я в Иннертеке работал, сидела одна и та же Александра, очень приятная молодая женщина, работавшая чётко и расторопно, и сказать: Security Nikolaev is booking on duty at 4:45 PM, например. Говорилось это, впрочем, не Александре или её сменщице, а магнитофону. Мы должны были быть на работе на 15 минут раньше, а уходить строго вовремя, что, в принципе, было чистой воды воровством нашего столь низко оплачиваемого времени. Каждый день по пятнадцать минут – это 1 час 15 минут за неделю в пять дней. Дарили работодателю. Вот сейчас работаю, фиг минуту бесплатно отдам! Но никто и не требует, потому что сверхурочные оплачиваются в полуторном размере. А почему вспомнил про эту фразу? Дело в том, что когда я начал, примерно к 1966 году, изучать английский в средней школе номер один города Сортавала у Розы Максимовны Васильевой, едва ли не первые фразы, которые мы разучили, ещё не зная, как писать английские слова , были: Who is on duty today? и отвечать на это надо было I am on duty today. Так что вот где пригодились мои первые английские слова, не прошло и 40 лет. Надо напомнить, что в 1998 году 30 мая мне исполнилось 43 года. А приехал я в Канаду в 42, за неделю до дня рождения.Потом каждый час надо было звонить и оставлять на автоответчике в центральной диспетчерской сообщение, что ты находишься на дежурстве. Предполагалось, что если в назначенное время звонка не поступит, то тебе перезвонят, а если ты не ответишь, значит что-то случилось, и на твою точку выедет field security, ну, типа ефрейтора что-то. Потом, по мере службы, достаточно быстро выяснилось, что сообщения эти никто не прослушивает, и мне, да я уверен, что не только мне, случалось пропустить час-другой-третий, и никто даже ноздрёй нигде не повёл, не то что приезжать.
Филды приезжали правда пару-тройку раз за всю историю моего
несения службы, но внезапно, в середине дежурства, часто ночью (потом я работал
по выходных ночами в секьюрити и днём по восемь часов в будни – в фирме
«Уоткинз», об этом речь впереди). Приезжали, проверяли, если у меня была
неуставная рубашка, скажем, голубого, а не белого цвета (красную уж я не способен был надеть по-любому), то так
и писали в рапорте, что нарушена, мол «форма одежды». Все, впрочем, знали, что
это не такое нарушение, за которым могут последовать какие-то санкции, и что с
такой должности как у нас тогда, с минимальной зарплатой, без всяких бенефитов
первые три года, а редко кто способен продержаться на такой службе больше трёх
лет кряду, просто не увольняют ВООБЩЕ.
То есть записали они про рубашку, я подписал, знаю, что в
следующий раз наведаются через три-четыре месяца и, если им повезёт, попадут на
белую рубашку. Не повезёт, попадут на зелёную и ещё раз запишут. Мне-то что?
Так я и работал, начиная где-то с июля-августа 1998 года по, примерно, ноябрь,
пока не нашёл работу в фирме «Уоткинс», до которой пока, по хронологии,
довольно далеко. Работа в секьюрити, конечно, была лёгкая и непыльная.
Поскольку своей стойки, как у всех приличных секьюрити в учреждениях, у меня
почему-то не было, и поскольку на втором этаже стойка-таки была, за которой
сидел их собственный секьюрити от Спорт Манитоба, и я не имею ни малейшего
понятия зачем им ещё нужен был я – я так понимаю, что деньги бюджетные, моя
зарплата мизерная, кому-то сверху в провинциальном спорте показалось, что нужен
ещё один охранник.
Вот я и ходил туда часам к пяти вечера, благо контора была минутах в 10-15 хода от нас, и возвращался домой за полночь, но в районе минут 15 первого, не позже. Получил какие-то 700 – 800 долларов за месяц (то, что, в принципе, мог бы заработать переводами за три дня), и зарабатывал время от времени, да вот только заказы были спорадическими, а тут была стабильность. И нарабатывался, какой-никакой канадский опыт – едва ли не самая важная штука здесь. Ну, наряду с кредитной историей, конечно. Интересного было мало в этой работе, но свободного времени – уйма. Я много читал на дежурстве и занимался французским, делал всякие выписки из книг, которые брал во французской библиотеке города Сен Бонифас (Св. Бонифаций). Фото библиотпеки выше.
В принципе никто не докучал никакими проверками, каждый
час я звонил, докладывал, опять же каждый час отправлялся патрулировать здание
по всем шести этажам, так было записано в моём описании работы и, хотя можно
было пройти по лестнице всё за 10 минут, я находился обычно в патруле по
полчаса всякий раз, поэтому время протекало достаточно быстро.
Когда проходил по “кабинетам”, по-английски кьюбиклам сотрудников, то невольно думал о том, что как бы хорошо было работать в таком месте, со своим компьютером, в огороженом, хотя и не изолированном пространстве, где было всё необходимое – стол, шкафчики на колёсиках, стены, доска, на которую можно прилепить кнопками бумаги. Лепота. Сейчас, когда пишу эти воспоминания, за плечами по меньшей мере 13 лет именно такой офисной работы. Мечта идиота сбылась и жизнь опять удалась.
А тогда было сурово и неизведанно.
Что ещё запомнилось? Молодой секьюрити, лет двадцать ему самое большое было, от Спорт Манитоба, который , когда мы разговорились, и он узнал, что я свободно говорю по-французски, решил практиковать язык со мной. Он закончил école d’immersion , то есть дословно «школу погружения», имеется в виду погружение учеников во французский язык, где англофонам все предметы даются на языке Мольера, и он довольно бегло говорил на нём. Писал он на этом языке очень плохо, я могу судить, потому что однажды он мне прислал мейл, но болтал приемлемо, и даже с французским, не квебекским, и уж точно не франко-манитобским акцентом.
Не исключено, что преподаватель(ница) у него был(а)
француз (француженка) из Франции, я потом таких встречал в Манитобе. Я хорошо
помню, что как-то, во время болтовни, вечера у секьюрити длинные, делать
нечего, здание закрыто на ключ изнутри, мы болтали, и он рассказал, как его
родственники ездили в Финляндию и видели там чудо – громадную церковь о
двадцати главах, построенную целиком из дерева, и им гид поведал, что возведена
она была без единого гвоздя!
Ясно было, что родственники рассказывали ему про Кижи, но
в глазах 20-летнего канадского парня что финская, что русская Карелия было одно
и то же. Я сказал ему, что та церковь находится не в Финляндии, а в России,
недалеко от того как раз места, откуда я приехал, но не помню его реакции, да и
была ли вообще она?
На этом месте я закончу первую часть рассказа о “Первых
шагах в стране клёвого листа”. И начну вторую.
Первые шаги по стране клёвого листа. Воспоминания об иммиграции в Канаду. Часть вторая.
В первой части я закончил воспоминания на том месте, где молодой секьюрити рассказал, как его родственники ездили в Финляндию и видели там кижскую церковь. Мы с этим молодым охраняли госконтору "Спорт Манитоба" с той разницей, что он уходил часов в семь вечера, а я приходил к пяти. После семи дверь запиралась на ключ и я оставался один. Сейчас в этом здании находится страховая компания “Ваванеза Лайф”. Как раз на уровне синей вывески с названием компании, если углубиться на метров пятнадцать на втором этаже, куда можно подняться по двум винтовым лестницам, расположенным по обеим сторонам, находилась стойка секьюрити от этого заведения, где я провёл немало времени в беседах с этим молодым парнем. Своей стойки, располагающейся обычно при входе в здание, у меня почему-то не было и даже когда дом этот был открыт для посетителей, я не болтался у входа, а находился там, где мне хотелось находиться. Однажды на работе я впервые близко столкнулся с представителями “первой нации” Канады. Дело в том, что охраняемый мною объект вплотную примыкал к гостинице-клоповнику, где селились индейцы. Здание, в котором находилась гостиница, было построено ещё в 1880е годы и отель вроде назывался МакДональд, но ручаться не могу. На снимке ниже видна эта гостиница, а между её зданием и домом спорта Манитобы, там где автобус, видна как бы улица, но на самом деле там только выезд из подземного гаража. Почему я подробно так пишу об этом так это из-за того, что как раз в этом проёме и случился мой первый, да по сути и последний прямой контакт с северо-американскими аборигенами.
Они повадились сидеть на вентиляционной решетке у выезда из гаража, и мне было как-то по фигу. Сидельцы эти особенно никому не мешали, сосали из пластиковых бутылок из-под кока-колы свою брагу или что там у них было, может и самогон, который назывался «солвент», то есть “растворитель”. Я помню, что когда первый раз прочитал в газете, что народ пьёт растворитель, то сильно удивился. Но потом провёл словарные изыскания и понял, что понятие означает любой суррогантный алкоголь. Так вот, было их вроде человка три плюс их баба; грязные, опустившиеся все, курящие невесть что. Ну сидели и сидели, их и видно-то было только тем, кто шёл пешком по улице Мэйн, а кто из приличных людей в здравом уме пойдёт пешком по этой улице? Ну, кроме меня, кого на работу гнала тяжёлая судьбина иммигранта. Конечно, они также мозолили глаза и тем, кто выезжал из гаража Спорт Манитоба. И такая бабёнка, которой они помешали, работавшая в конторе, нашлась. Не понравились ей индейцы, которых она видела-то мельком, въезжая в гараж. Она подошла ко мне и начала базарить, что нужно с ними поговорить и выгнать их за пределы собственнности здания Спорт Манитобы. Я был совсем зелёный в своей новой професии и, конечно, пошёл выполнять её указ, хотя, по большому счёту, надо было просто игнорировать – она мне никто, и я ей никак не подчиняюсь, она простой клерк, каких тут сотни в этом доме. Пусть обращается к моему начальству, а оно пусть даёт команду. Или надо было сказать что-нибудь типа «да, да, сделаю» и забить и забыть. Или никуда не ходить и сказать, если она снова пристанет, что предупреждение я сделал, но они уходить не пожелали, а полицию по такому поводу вызывать я не имею права. Тебе надо, ты и вызывай. Я, однако, зачем-то пошёл. Представился, сказал, что я секьюрити, что находятся они на частной собственности, что на них поступила жалоба, и что хорошо бы им уйти куда-нибудь типа паркинга, который метрах в 15 – там уже не моя территория, и мне будет всё равно, что они там делают. Очень вежливо и культурно говорил, потому что ве знают, что индейцы во всей Северной Америке – это «первая нация», никого первее нет, их лучше не колебать и не колыхать – может подняться вой и чад с участием прессы и проч. Ну, они так лениво послушали, потом баба вроде спросила: « А чой-то у тебя акцент такой (я говорил, вестимо, по-английски. Ты откуда сам-то будешь, из Германии что ль?».
– Нет, говорю, – из России я.
Мужик, сидевший рядом с расплывшейся скво оживился: «Из России, здорово! Так ведь у вас там это дело (тут он показал на горло и постукал по нему пальцем точь-в-точь таким жестом как всегда мы показывали пьянку) очень сильно уважают!” – Есть такое дело, - лаконично ответил я и предложил им передислоцироваться. Кто-то из них начал разговор о том, что они уйдут, конечно, но за доллар. Я сказал, что-то типа ребята, вы что смеётесь, вы не знаете, какая зарплата у секьюрити? Не помню, чем там дело кончилось, ушли ли они или ушёл я, но помню хорошо. что я пошёл и написал подробный рапорт. Как учили. Что им говорил (не упоминая про приверженность русских к пьянству, вестимо), как они отреагировали. Моя миссия кончилась. За такие деньги, что мне платили, я счёл, что сделал намного больше, чем надо было.
Спринклер на потолке гаража. При задымлении включается красный сигнал, раздаётся сирена, и нижние лопасти начинают вращаться, разбрызгивая воду по окружности.
Потом был очень яркий случай. Сцену не забуду никогда. Надо же было такому случиться, что одна не совсем умная дамочка, сотрудница Спорт Манитоба, поставила матрас стоймя в кузовок своего грузовичка – пикапа и при въезде в гараж сбила спринклер – противопожарный разбрызгиватель. От этого активировался общий сигнал тревоги, и по нему всё многоэтажное здание стало эвакуироваться через главный вход.
А на главном входе, как раз на пороге, лежали два в дупель пьяных индейца, то есть они были совсем в дерьмо, могли шевелиться только, но как-то вот доплелись именно до охраняемого мной объекта и как раз к началу тревоги. Говорить с ними было бесполезно, они просто лежали на пороге, причём один ещё и обзывал другого и попинывал его ногами. Народ через них перешагивал выходя, а приехавшие пожарные – входя. Я никуда не звонил тогда и никого не вызывал. Пожарные просто получили сигнал на своём пульте и оповестили полицейских. Но хорошо помню, что приехал на велосипеде полицейский Ник Богданович (в Манитобе чуть ли не полнаселения – украинцы по происхождению). Насколько они украинцы по факту - вопрос другой. Нам, секьюрити, по протоколу нельзя ничего, кроме слов применять в таких случаях – не обучены, не оснащены и деньги нам платили не те, чтобы ради охраняемой чужой собственности чем-то рисковать. Нашей задачей было лишь всё фиксировать, но у прибывших пожарных и/или полиции надо обязательно спросить фамилию, почему я и запомнил Богдановича. Он с пьяными индейцами поговорил и убедил их просто перейти через дорогу, там была какая-то канава с травой, его послушались, он всё же с пистолетом, кое-как один аборигенец другого повёл за 10 метров, и там они упали и лежали, а дальше мне до них дела не было – не моя территория, хоть вы там сдохнете все.
Отступая чуть – чуть в сторону от дежурства в Спорт Манитоба, скажу, что про такие эпизоды с индейцами, которых в Виннипеге тысяч 20 на 600 000 населения мы наслышаны и начитаны были выше крыши.
Если пройти подальше от музея, купол которого виден на снимке ниже, к зданию гостиницы МакЛарен, то как раз там располагаются индейские трущобы. Туда просто опасно заходить пешком или заезжать на велосипеде, а при остановке на красный сигнал светофора двери надо держать запертыми.
Все они, живущие вне резерваций, обосновались как раз в районе, где тогда располагалась охраняемая мной контора.
То есть живут они скученно, в центре, в районе музея
Манитобы и расходящихся веером улицах, включая улицы Мэйн и Портидж. Приличный
народ живёт в пригородах и ездит исключительно на машинах. На велосипедах
безопасно ездить, впрочем, в сторону парка Ассинибойн, там проложены
велосипедные дорожки, и я ещё об этом расскажу.
А про представительей “первой нации” мог бы рассказать на десяти страницах. Как они мочатся в центре города прямо на главную улицу авеню Портидж, лицом, если это можно так назвать их рожи, обязательно к проходящим машинам (лично свидетель), и как два мужика занимались оральным сексом (моя б/у свидетель). Она, хорошо помню, пришла с пробежки утром, часов около семи, вся дрожащая от незабываемого впречатления. В газете Виннипег Фри Пресс писали про случай, как на светофоре к белой женщине на переднее пассажирское сиденье плюхается индейка с ножичком в 30 см, ножичек приставляется к горлу, из бумажника жертвы извлекаются все наличные деньги, они едут до следующего светофора, при этом аборигенка звонит по сотовому жертвы своим соплеменникам, на следующем светофоре спокойно выходит. Телефон не забрала, спасибо, добрая ты душа.
Но пока мы скрупулёзно следуем хронологии. Так я работал примерно до августа в этом учреждении, всегда во вторую смену, потому что в первую там дежурил свой секьюрити, но иногда приходил и раньше или в выходной и мы были вдвоём с ним. Днём же занимался кой какими переводами, и так продолжалось примерно до середины августа. Как-то раз я переписывался по мейлу по поводу какого-то перевода с одной мощной переводческой конторой в Сан-Франциско, которая до этого уже дала заказ, а теперь у меня был другой на руках. И я задал по эл. почте какой-то вопрос, но вместо ответа на мейл раздался звонок, и девушка на другом конце провода сказала, что творится что-то странное, что раньше у них в конторе не продохнуть было от заказов русских переводов туда и обратно, а вот уже второй день факсы и телефон молчат и не журчат.
Разгадка не заставила себя ждать, в России жахнул дефолт: 17 августа 1998 года Правительство России объявило о прекращении платежей по ряду обязательств, в том числе ГКО и ОФЗ. Иметь дела со страной, которая не выполняет обязательств, мало кто хотел, переводы накрылись медным тазом. Доллар стал стоить сначала 20 рублей, потом 30 и, конечно же, возникла мысль, а как бы хорошо было работать в Петрозаводске на тот же ТАСИС или на нашего норвежского друга мистера Хаммера и получать в пять раз больше! Но мысль эту, конечно, принимать нужно было не всерьёз, а просто продолжать искать пристойную работу.
На переводческой работе с русским языком был тогда поставлен крест и стоял до июля 2019 года. Крест был жирный и чёрный. Потом заказы с русским языком, наверное, потихоньку восстановились, я перестал следить за ними, но иногда про любимую профессию читал на всяких форумах. Обстановка, грубо говоря, была следующей. Во-первых Интернет стал всё более и более доступен в России, и масса предложений переводить «за три копейки» хлынула на рынок. Предложениями немедленно воспользовались те, кому не нужно было особого качества, да и, кстати сказать, не всегда качество было плохим, потому что, допустим, инженер, проработавший в России много лет на каком-то участе работы, всё равно знал свою тематику лучше меня, хотя английский, конечно, хуже, но если это английский технический, то там идиоматика, да и грамматика вообще не нужна. И радостно такой специалист соглашался перевести за цент слово или там, условно говоря, за доллар-три страницу. А в Канаде переводчики не брали меньше 25 долларов за страницу, то есть 10 центов за слово. Сейчас, я пишу это 20 марта 2022 года, когда я возобновил в 2019 переводческую работу, за письменные переводы платят 25 центов за слово, то есть условная переводческая страница тянет на 60 долларов. Естественно, что с такими переводчиками конкурировать не имело никакого смысла, и потихоньку я решил забросить это дело с русскими переводами. Как раз в то время французский колледж в Сан Бонифасе объявлял набор на факультет искусств Faculté des Arts в Школу переводчиков École de traduction, естественно, в направлении с английского на французский. На снимке ниже - Я на фоне здания университетского колледжа Св. Бонифация в сентябре 1998 года.
Я пошёл и записался, прошёл экзамен по редактированию и ещё чему-то, надо полагать просто по французскому, и был зачислен, но надо было сразу же выкладывать 750 долларов за семестр, которых в наличии не было. Забегая ещё раз вперёд, по переезду в Монреаль я обнаружил, что обучение в провинции Квебек ровно в два раза дешевле. За семестр я платил 300+ долларов, плюс к тому моя фирма эту сумму полностю оплачивала, а пару раз я ухитрился провести и оплату за учебники, компакт диски со словарями и т.п. больше чем за 1000 долларов. Поэтому тогда в Виннипеге я получил студенческий билет, а учиться не стал. Одновременно с работой в секьюрити активно продолжал искать альтернативу. Записался на какие-то курсы по поиску работы, бесплатные, от правительства Манитобы. Хорошо помню, что там учили выдвигать на первый план так называемые soft skills в противовес hard skills. Эти «мягкие навыки», по мнению доморощенных преподавателей, были такими навыками, которые все люди должны, в принципе, владеть – то есть умение отвечать, скажем, по телефону, вести себя вежливо, быть гибким и приветливым, что-то такое, что может пригодиться на любой работе. А «твёрдые навыки» – это как раз навыки по специальности. Они тоже как бы важны, но меньше, чем мягкие, то есть универсальные. Ну такая чушь из книжки «Какого цвета ваш парашют?», которой цена если не грош, то близко. Повсюду и везде нужны прежде всего твои специальные навыки, наработанные в твоём опыте в Канаде, а не эта мягкая фигня. Но польза от тех курсов какая-то худо-бедно была. Во-первых пару раз с их помошью я нашёл разовую работу в местном Дворце съездов, очень недалеко от дома, надо было разворачивать кабели для видеопроекторов, ставить экраны, всё такое, а по окончании мероприятия всё укладывать, вводя в компьютер штрих-коды с помощью сканера – пистолета. Что было для меня совершенно новым навыком, пригодившимся впоследствии в работе в Белл. То есть я уже знал, как работает такой сканер. Платили по 10 или 12 долларов за час, так что в общей сложности сотку заработал тогда. Потом, мы там общались почти неделю на английском – отличная практика. На работе в Спорт Манитоба не очень-то разговоришься. И был, как и положено, очень неприятный опыт устройства в какую-то фирму, которая работала в основном на Соединенные штаты по телефону. Надо было что-то там продавать. Находилась она где-то в конце Портидж авеню в направлении к аэропорту, и я подал резюме в ответ на объявление в газете . По-моему обещали платить 7:50 в час, что было больше, чем в секьюрити на доллар с лишним. Когда я туда пришёл, меня встретил приятный молодой человек, которого звали Слав Солик. Вот, пожалуйста, жив курилка и продвинулся нехило в жизни и работе. Все в том же Виннипеге. Он первым делом, ещё до интервью, провёл меня по конторе, показал рабочие места, кухню, комнату отдыха, мы с ним хорошо поболтали, и я ушёл в полной надежде на то, что я принят на работу. Когда ходили по помещению, одна из молодых сотрудниц была позвана проверить мой французский, мы стали говорить. Барышня, похоже, сильно застеснялась своего французского или франко-манитобского произношения, быстро сказала, что всё в порядке с моим французским, и слиняла в кабинку после двух-трёх фраз. Я, естественно, сильно приободрился после этого. Поскольку Слав попросил меня прислать ещё одну рекомендацию, то я её запросил на курсах у преподавательницы, переслал по факсу с тех же курсов и приготовился ждать приглашения на работу, которого не последовало. Через день-другой я, правда, позвонил ему сам и услышал, что мол, всё хорошо, у меня, мол, отличный французский по словам сотрудницы, с которой мы так коротко поговорили, но у меня акцент, когда я говорю по-английски, а 90% звонков – из США и там люди не любят слышать акцент. В общем я просто положил трубку на полуслове и переключился на другие дела. Но вот Слава Солика запомнил, из каких он там был сербов? Кто ж его знает и что мне он?
Вид на Виннипег с ротонды колледжа, куда я поступил. Слева – остатки католического собора, сгоревшего в 1968 году. Пожар был подобен тому, что частично разрушил собор Парижской Богоматери в 2019.
Работа на Спорт Манитобу как-то быстро кончилась к сентябрю примерно, я сидел дома и время от времени выезжал на спорадические дежурства то в МТВ, Манитобскую мобильную сеть, то, однажды, охранять кёрлинговый клуб.
Это дежурство я запомнил по двум причинам. Первая состояла в том, что приехать туда надо было как можно скорее после звонка диспетчерши Александры. Эта диспетчерша, очень приятная и приветливая женщина или девушка, которую я никогда в жизни не видел, а только слышал по телефону, очень помогала в дежурствах и работала очень чётко. Поэтому я пошёл вначале пешком, быстро посмотрев адрес в Гугле. Боулинг вроде находился минутах в пятнадцати ходьбы от дома. Но я не учёл, что маршрут был проложен по карте, а на самом деле меня и этот клуб разделяла ж/д линия, которая была огорожена высоким сетчатым забором без единой дырки. Мне пришлось топать с полчаса вдоль этой линии, а потом, когда я нашёл какой-то переход, то уже безнадёжно опаздывал. Махнул проходящему такси, оно остановилось. Я показал 5 долларов и заявил, что больше нету, но опаздываю и надо ехать по такому-то адресу. Я даже помню название улицы – Fife. Потому что звучало как “Пять”. В Квебеке, думаю, меня сразу же высадили бы, но добрый приветливый манитобец, наверняка эмигрант, довёз за эти деньги. Проблема, впрочем, была совсем не в опоздании. А в том, что платили со времени, когда я позвонил и доложил, что я на месте, до того времени, когда мне на смену не придёт кто-то другой и не доложит, что заступил на дежурство. Кстати, спешил я зря, и совсем зря потратил доллары на такси. Потому что на месте работы никто меня не ждал, как это обычно бывает. Даже не "обычно", а всепгда. Предыдущий секьюрити не уходит, пока не придёт смена. Но мой сменщик ушёл. Может он потом и вовсе уволился с работы. Мне это неведомо. Ну, я заступил. Может это был уикенд, там, вроде, была какая-то авария, вроде водопровод протёк, а сантехника надо ждать минимум сутки. Неважно и не помню. Что помню хорошо, так это то, что меня никто не собирался сменять поутру, а я как-никак отстоял ночь. Мне пришлось звонить и говорить, что никого нет, а я не имел права оставить пост. Я помню, что пришёл кто-то часов в 7, хотя должен был прибыть в 8, но мне без разницы, получу за лишний час. К тому же в боулинге был бар с виски и джином и я пару раз приложился к эти благородным напиткам сразу же по приходе, что помогло скоротать ночь.
Ещё помню какие-то дежурства, когда подрядчики что-то
чинили ночью на предприятии, и я должен был следить, чтобы они не свистнули
там, компьютер или что ещё. На самом деле я быстро понял, что, во-первых,
ничего не свистнут, потому что зачем им это надо при их часовых зарплатах выше
моей раз в пять, а во-вторых, что даже если это и случится, то вряд ли кому
удастся меня в чём-либо обвинить, а тем более содрать с меня хоть какую-то
компенсацию ущерба. Поэтому спокойно уходил куда-нибудь, где был телевизор и смотрел
его. Если ТВ не было, то с собой всегда была книжка на французском. Когда
рабочие заканчивали, они меня извещали, я приходил, смотрел, что всё на месте
вроде, звонил диспетчеру, и кто-то меня вывозил, если дело было ночью, или я
выезжал сам, если было утро и начинали уже ходить автобусы. В принципе мне
было, конечно, выгодно как можно больше просидеть на работе – оплата-то
почасовая.
Я уже упоминал вскользь, что по нашему приезду, отправившись однажды гулять «за мост», мы сделали приятное открытие: за мостом находился целый «французский» город. Сен-Бонифас (Saint Boniface, букв. «Святой Бонифаций»). Статья в Википедии есть и жиденькая, в пять строчек, статья на русском про Сен-Бонифас.
Главной достопримечательностью его является полуразрушенный в пожаре 1968 года
католический собор, за которым располагается одноимённый колледж, который я
таки закончу заочно, по Интернету, уже из Монреаля к 2005 году, что было,
конечно, ошибкой и стоило мне куда больших денег, если бы я просто забил на
«кредиты», полученные там за два очных семестра и поступил бы заново в
монреальский университет. Но, что сделано, то сделано, сертификат Университета
Манитобы был получен, и некоторое время его копия висела на стене моего
кьюбикла на работе в Белл.
ВСИАВИТЬ ДИПЛОМ КОГДА НАЙДУ
В этом городе находился книжный магазин à la page, где я буду покупать книжки для учёбы в колледже.
Там я купил первое издание переводческой библии “La traduction raisonnée” под редакцией Жана Делиля.
Потом, уже в Монреале я прикупил и второе издание в университете, где учился, и даже книжку для учителя, которую, помню не продавали абы кому, и мне помог её купить мой знакомый Борис Цикель, году в 2005 уже.
Он работал переводчиком между английским и французским и состоял в Ордене переводчиков, членство в котором и давало право сделать такую покупку.
Любопытно, что как в первом, так и во втором издании, в
составлении книги принимала Мари-Кристин Обен. Она была француженкой настоящей,
то есть приехавшей из Франции и, собственно, вступительные экзамены в колледж
она и принимала, хотя потом преподавал нам другой “профессор”, акадиец, который
французский знал, честно говоря, неважно, и одна приятной наружности молодая
дама, урождённая квебекуаз. Она закончила университет Лаваля в городе Квебек,
нашей столице, и язык знала очень хорошо. Потом я с ней и закончил получение
первого сертификата переводчика с английского на французский в 2005 году, уже
по переписке, то есть по Интернету. А Мари Кристин из Виннипега потом уехала в
Оттаву, где стала работать, я помню, что читал про это, с Жаном Делилем, а
сейчас числится или трудится в Университете Йорк.
Несколько раз я работал в больнице Сен Бонифас (Hôpital Saint-Boniface) в качестве секьюрити и где впервые столкнулся с франко-манитобским «языком», о чём подробнее пишу ниже. О прекрасной публичной библиотеке на французском языке, единственном месте, где можно было полноценно общаться на французском с библиотекарями и отдельными читателями я уже упоминал. В этой библиотеке , по объявлению, напечатанному в газетёнке La Liberté, я и нашёл работу в фирме «Уоткинз», которая займёт значительное место в моём рассказе, как-никак я проработал там больше двух с половиной лет – с ноября 1998 по август 2000.
Но вначале вернёмся к моему первому столкновению с
французским Манитобы. В
один прекрасный вечер я совершал обход госпиталя в Сен-Бонифасе, и моё внимание
привлекло объявление в нижнем этаже, прикрепленное кнопками к доске. Объявление
гласило примерно следующее: «La réunion qui a été céduléе pour… », – следовала дата « … a été cancellée ». Я остановился в изумлении. Несмотря на то, что
французский язык я не использовал лет 15 как, я всегда считал, что знаю его
неплохо. Только тот факт, что я хорошо знаю и английский, помог мне
расшифровать то объявление. Я сообразил, что сédulée должно, по всей вероятности, означать scheduled (запланировано, будет иметь место), а cancellée должно, вроде, значить « cancelled » (отменено). Но это обстоятельство заставило меня сильно насторожиться
в отношении французского языка в англоязычной провинции. Осторожность была не
напрасной. Французский язык, tel qu’on le parle au Canada оказался не совсем французским, а порой даже и совсем не
французским. Позже, когда я обжился в Виннипеге и даже поступил в переводческую
школу колледжа Святого Бонифация, мне в руки попала книга Антуана Габорио,
преподавателя французского в этом же колледже, которая называлась «Слушая
франкофонов Манитобы» (À l’écoute des Franco-Manitobains, Éditions des Plaines,
1985) .
Когда я её листал, нет не могу сказать: читал, потому что читать её вроде совсем ни к чему, ведь “слушать” франкофонов-манитобчан я совсем не собирался, то просто подивился тому факту, насколько далеко французский язык, 200 лет назад оторвавшийся от своей родины, Нормандии прежде всего, ушёл от прародителя за это время. И в то же время я не мог отделаться от ощущения déjà vu. Гда я мог видеть подобное явление? Да ведь в родной Карелии, только в отношении другой языковой пары – финского и карельского. Я не знаю, идут ли сейчас в Карелии передачи на финском или карельском, но меня страшно забавляло, особенно когда корреспондент финского радио или ТВ брал интервью у аборигенов где-нибудь в Олонецом районе, слышать тарабарщину вроде : тракторит сеялка-веялка-молотилка тюоскентелевят (работают) перууна (картошка) и т.д. Язык, оторванный от языка прародителей, остался в своей основе тем языком, на котором говорили в стране-родителе много лет назад. Только вот новые слова и понятия, которых не было в нём ещё лет сто-двести назад, стали заимствоваться из соседнего, подавляющего своим большинством. В случае с карельским это был русский, в манитобском варианте, само собой английский. Он до такой степени «обогатился» заимствованиями, что даже и перестал быть языком.
Тогда я ещё не знал слова «жоаль» и не думал, что стану жить в Квебеке, то есть вроде бы в Новой Франции, где первым языком должен быть, по идее, французский. Сейчас, по прошествии более десяти лет проживания в Квебеке, сомнений у меня нет – это язык французский в своей основе, это не диалект, как франко-манитобский или нью-брансвикский (акадийский – на нём говорил один препод в колледже и я его понимал на 60%, хотя телевизионные передачи из Франции улавливал на 95%). Но французским он был только в основе, да ещё пожалуй применялся в масс-медиа : в газетах и журналах, на ТВ и радио. В повседневной жизни – это язык квебекский. А в Манитобе был, да, манитобский.
Но вернёмся в нашу уютную французскую библиотеку, где я очень любил проводить время. Во-первых там была довольно большая коллекция французских певцов на компакт-дисках, Пьер Башле был, Брассанса дисков пять, Брель само собой – я много чего переписал на кассеты, тогда ещё пишущие в компьютере диски только-только появлялись. Потом там устраивались распродажи по символической цене типа доллар сумка книг и тех же кассет, откуда я взял «Мадам Бовари» Флобера и «Жизнь» Мопассана на аудиокнигах и потом прослушал первое произведение раз пятьдесят, а второе, наверное, не меньше 10 уже в Монреале.
Однажды в этой библиотеке услышал русскую речь, это было
уже несколько месяцев после приезда, когда я работал в Уоткинз и продолжал по
выходным дежурить в секьюрити, но расскажу об этом сейчас, хотя хронологически
это и не совсем верно. Заслышав речь, конечно, подошёл, представился, сказал,
что впервые
вижу русских, интересующихся французским языком, поинтересовался откуда
приехали. Это была немолодая уже пара с мальчиком лет тринадцати примерно,
который даже не подошёл поздороваться. Женщина оказалась довольно
словоохотливой, мужик – угрюмым и нелюдимым, по-моему он ни слова больше, кроме
своего имени, так и не произнёс. А его жена первое, что спросила, после того,
как рассказала, что они приехали из Монреаля в надежде обрести в Манитобе статус,
которого не сумели получить в Квебеке, есть ли у меня этот самый статус. Я не
совсем врубился, потому что тогда как-то ещё не представлял, как можно попасть
в Канаду без статуса осёдлого иммигранта. Оказалось, что можно, и потом я таких
людей встречал и в Виннипеге и в Монреале. К счастью, встречал немногих, да и
не стремился я к общению с ними. Когда я сообщил, что статус получил ещё в
Москве, в канадском посольстве, да и без интервью, то прозвучало это как
изрядное хвастовство перед этими бедными беженцами, и я через некоторое время
стушевался, вопросов ко мне с их стороны не было, да и с моей к ним тоже, я
откланялся, больше эту пару не видел.
Я думаю, тут самое время и по хронологии и вообще
рассказать о других «бесстатусниках», встреченных в Виннипеге. И начать
придётся опять же немного издалека, с объявления в газете, по-моему «Виннипег
Фри Пресс» о том, что финансовая компания ищет сотрудников и обещает золотые
горы, удобный график работы и прочее пятое-десятое. Я позвонил по указанному
телефону, какой-то мужик по имени, вроде Гарри, сказал, что можно приезжать
прямо сейчас, и паркинг находится рядом с его конторой. Я сказал, что сейчас не
могу, а через полчаса буду, не объясняя пока, что машины у меня нет и на
ближайшие год-два не предвидится. Это было, по-моему, ещё до того, как я
нанялся в секьюрити. Гарри оказался толстенным квадратным колобком с ужасной
одышкой и неисчерпаемым запасом оптимизма. Представлял он финансовую пирамиду
«Праймерика». Тогда я ничего не знал об этой фирме, гнилая репутация которой в
Канаде и США неизвестна разве что таким зелёным вновь прибывшим, каким я был
тогда, в июне-июле 1998 года. Один русскоязычный консультант из Ванкувера,
некто Арбетов, даёт подробное описание этой шарашке вот тут. Посидел, послушал соловьиные трели про заработки от 75
до 100 тыщ в год и выше, понял, что это не моё, в процессе разговора Гарри,
узнав, что я из России, набрал номер какого-то чувака, живущего в Ванкувере и
говорящего по-русски с заметным акцентом и передал трубку мне. Мужик сходу стал
петь, как мне повезло, что я встретил Гарри, что я в «хороших руках», говна
пирога. Перед самым распрощеванием толстый дал мне ещё пяток телефонов
русскоязычных, которые якобы на него работали и заработали кучу бабла, тоже
якобы. Когда я позвонил по одному из этих телефонов – контакты мне нужны были в
незнакомом месте любые и мы, в конечном итоге, встретились с молодой парой, о
которой я и хочу рассказать, глава пары спросил, где я взял номер его телефона
и услышав, что Гарри мне сказал о его работе на «Праймерику», ответил как-то
даже поспешно и резко, что впервые о такой фирме слышит вообще. Как я понял, он
был вовлечён и обут по полной форме в начале иммиграции. Так вот, об этой паре
стоит рассказать подробнее.
Первая встреча у нас произошла в ресторане «Пицца-Хат»
куда они нас пригласили. Маленькой девочки, их дочери, тогда с ними не было, мы
посидели, поели пиццу с ледяным чаем, послушали нравоучительный разговор
«старших товарищей». Они были в Канаде к тому времени лет пять уже как, муж
работал где-то программистом, я вроде, даже не интересовался где. Получал, по
его словам хорошо, во вторую встречу на пикнике, она же оказалась последней,
обмолвился, что платит налоги с дохода выше 40 000 в год, то есть по верхней
шкале. Очень был горд этим и вещал явно свысока, совершенно забыв, что перед
ним, как – никак два выпускника иняза, и что для них очень смешно выглядит,
когда русскоязычный эмигрант, выучивший язык “на коленке” пересыпает свою речь
иностранными словами, которым есть вполне внятные русские эквиваленты. Кажется,
что во время той первой встречи он даже ничего не сказал о том, как попал в
Канаду, мы особенно и не спрашивали, потому что зачем же – видно было, что люди
словоохотливые и расскажут. Поэтому в следующий раз мы были приглашены домой, а
до этого они, вместе с нами, заехали на какой-то пустырь, где торчал, рядом с
сожжённой машиной, у которой выскочила подушка безопасности, один из их
соотечественников, Валентин или Константин, которого тоже забрали для общей
компании. Он «занимался машинами», как многозначительно сказал глава семьи и
добавил, что он тоже в самом начале занимался ремонтом и перепродажей бэушных
машин и один раз купил машину за сто долларов, а отремонтировав, продал за
1000, ну или такой порядок цифр звучал. Почему я не говорю «один из моих
соотечественников» так это потому, что отечества у нас всё – таки разные были.
Они все изначально были украинцами, жившими в Молдове, а оказались в Канаде
следующим макаром.
Надо полагать, что жизнь в Молдове в начале 1990х была
совсем неважная, раз пять семей с детьми решили оттуда убежать, и не
куда-нибудь, а в Канаду. Купили туры на Кубу, зная, что самолёты Аэрофлота
летят через океан не без посадки, а с двумя – в Шенноне (Ирландия) и в Гандере (Канада).
Я сам так летел в 1990 году и видел этот совсем маленький аэропорт.
В Гандере все пять семей сошли с самолёта и сдались канадским властям.
То есть по сходу с самолёта они все направляются прямо к солдатам, выстроившимся по перимеру самолёта (тоже сам видел тогда солдат, когда летал), и просят убежища.
Неважно какого, никто и не спрашивает о деталях – достаточно выучить слово «рефьюджи».
Так было, правда до года 2000, сейчас самолёты, в большинстве, уже не летают ни через Гандер ни через Шеннон – летят прямо через Атлантику в Питер, Москву или Киев.
Ну, из этих девяти-десяти человек устроились и получили статус беженца, по-моему, только эти двое молодых людей, да и то, как мне удалось выяснить из разговоров, они прикинулись страдающими от религиозных преследований.
Детали я не выяснял, но в глаза бросилась эдакая показная религиозность и даже истовость в соблюдении всяких условностей типа молитвы перед тем, как поесть сэндвичи на пикнике, полный отказ от спиртного, что есть явно не признак религии православной, по которой даже и в пост можно по чарке-другой, ибо «растительное», ну и прочая дурь, глубоко чуждая мне, как агностику, а местами даже и как атеисту.
Что было ещё крайне неприятно в главе этой семьи, так это три момента:
При встрече я рассказал парняге, что по образованию я – учитель французского и английского языков. Тем не менее, когда мы ехали в их машине (своей у нас тогда не было) по французской части Виннипега, городу Сен-Бонифасу, и я сказал ему, пытаясь показать лучший вариант проезда: «а теперь – по бульвару Прованше (Provenché)», этот хрущ высокомерно поправил меня: « Ит из коллд Проувенчи булевард». Не, то, что ты не знаешь французского, уже всем понятно, но тебе же уже разъяснили, что я-то его знаю, причём хорошо, чё ж ты лезешь со своими поправками, как рак с клешнёй?
Пили кофе у них дома. Я наливаю себе сливок из пакета,
причём отлично знаю, конечно, как именно надо наливать, как выдвигать носик из
пакета, ибо делал это не раз и не десять дома, да и в России уже такие пакеты
были, просто, видимо по-рассеяности наливаю молоко сбоку, не из бумажного
носика, а из бумажной складки сбоку от носика. Глава семьи демонстративно берёт
пакет после того, как я его ставлю на стол, делает носик ещё более выпуклым,
произнося
что-то типа: «Вот так надо!» Ну я смотрю на него, как на законченного мудака,
каким он и является, но ему – хоть с гуся моча.
В разговоре мы упоминаем о том, что купили компьютер, до
этого рассказывали, что оба – переводчики, что компьютеры у нас в пользовании
года с 1990, как вдруг тот же самый мудозвон лезет с утверждением: «Не понимаю,
зачем вам компьютер!»
Думаю, что не стоит говорить о том, что «знакомство» с
господами «беженцами» где-то на этом и закончилось, причём по нашей инициативе,
потому что они пытались нас ещё пару раз совратить на посещение церкви в
воскресенье или что-то такое же «сверхэкстравагантное» и, главное,
«сверхпривлекательное». Было вежливо отказано. Потом я видел его уже под конец
моего пребывания в Виннипеге, в джиме ИМКИ, в душе, с обвисшим животом, но
парень сделал вид, что меня не узнал, я не набивался.
Другая супружеская пара, с которой мы познакомились, были
коренными канадцами, предки которых имели, вроде они потом говорили,
бельгийское происхождение. Фамилия у них была, как у знаменитого актёра,
игравшего адвоката в «Крёстном отце» – Дювол (Duval), конечно же, по-французски это читалось бы «Дюваль».
Как мы познакомились с ними? Понятное дело, что с
коренными канадцами эмигранту познакомится без того, чтобы быть
рекомендованным, дело почти безнадёжное. Поэтому представлены мы были. Как я
говорил в самом начале рассказа, в аэропорту Виннипега нас должны были
встретить какие-то знакомые пастора Тома, у которого Аня жила год, когда
училась в американской школе, потом я с ним и его женой встречался во время
поездки в Америку в 1995 году. По какой-то причине знакомые не объявились, но
Том был человеком слова, забегая вперёд скажу, что он венчал мою дочь Аню и
Джейми в августе 2001 года в Дулуте.
Он отыскал среди своих дальних родственников, которых у него, похоже, было очень много, двоюродную или троюродную сестру Конни, которая вышла замуж за Брайана Дювола. Том нас рекомендовал, и Брайан с Конни сначала пригласили нас в кафешку – никогда канадцы с первого раза, по крайней мере, не зовут, как русские, домой, даже если и знают, что люди надёжные и приличные. Мы были в курсе 90% того, как это устроено на Западе вообще и в Северной Америке в частности, слава богу поезжено было хорошо. Посидели за какой-то мексиканской едой и опять же ледяным чаем, поговорили и подружились. Потом мы были у них дома раз десять, наверное, они жили в пригороде Ист Сен Пол, и два раза они были у нас – один на первой квартире у Форкс, а второй раз уже на Плэйс Променейд, до переезда куда мне ещё с десяток страниц рассказывать. Брайану очень понравилась русская манера пить водку «Смирнофф» не разбавляя, а запивая клюквенным соком. Запивание таким образом, оказалось, называлось в тамошних местах to chase – прогонять. Ну что ж, похоже, и наверняка от французского глагола chasser – охотиться. Вот в студенчестве, бывало, после дикой пьянки очнёшься где-нибудь поутру в общежитии, да частенько рядом с дамой, до этого не так уж хорошо и знакомой, и скажешь, оглядевшись:
– Славно вчера поохотились! –
Брайан работал инженером на какой-то немецкой фирме,
выпускающей пластмассовые трубы, а Конни – секретаршей в больнице Св.
Бонифация, о которой я уже рассказывал. Она получала 13 долларов в час, а
Брайан – как он сам сказал, примерно сорок тысяч в год. Нам тогда даже зарплата
Конни казалась очень хорошей, а получать столько, сколько Брайан мы поначалу и
не мечтали. А между тем сейчас я получаю и побольше, чем он, хотя понятно, что
у него тоже зарплата не стояла на месте, росла, но не думаю, что всё-таки в полтора
раза, наверняка тысяч 50, максимум 60 в год выходит, что для Манитобы и сейчас очень
хорошо, а по тогдашним ценам на жильё и прочее, вообще было роскошью. Надо
также отметить, что Брайану и Конни было уже, вроде, под 50, а мы ещё только
разменяли пятый десяток. Так что что уж тут лукавить – кое-что достигнуто за
прошедшие 15 лет.
Редактируя воспоминания для этого блога в марте 2022, я решил посмотреть, живы ли Брайан с Конни, и очень обрадовался, увидев, что не только живы, но и принимают активнейшее участие в жизни своего пригорода, сельского муниципалитета Восточный Сен-Пол. Брайана даже портрет отыскался. Брайан и Конни сумели нас сразу же вовлечь в одну нехорошую пирамиду, впоследствии широко известную и в России. Пирамида называется "Амвэй" и понаписано про неё очень много, в том числе и на русском. Вступили мы в это дерьмо спустя несколько месяцев со дня знакомства с Дюволами и только потому, что думали, что людей, всю жизнь проживших в Канаде, на мякине не проведёшь, что если они на это подписались, то знают, что делают.
Оказалось, что не знают. Мы отстегнули от своих скромных доходов долларов сто двадцать на «стартовый пакет», в который входила папка, какая-то брошюрка и пара бутылок моющих средств, и стали ходить на сеансы коллективной психотерапии, за которые, кстати, снова платили по три-четыре доллара с рыла всякий раз, «на съём помещения». Попытались и мы потом вербовать пару человек, но никто не клюнул, да и Брайан с Конни к этой идее быстро разбогатеть тоже остыли. Папка и сейчас живее всех живых, я в ней храню фотографии формата А4, то есть «Леттер» по-здешнему. Ещё они нам дали свой телевизор, которые сами же и привезли. В плоском Виннипеге нет телевышки, как в Монреале, поэтому на комнатную антенну ничего не поймаешь, и мы были вынуждены подключаться к кабелю, а когда переехали на Плас Променэйд, то там кабель был включён в квартиру с 4мя по-моему каналами, а нам больше и не надо было.
Хорошо помню, что как-то раз, рассаживая гостей, Конни
употребила, желая сказать, что кто-то должен сесть в центр стола, слово mediocre, не
уверенная в его значении. Посмеялись,
конечно, но натянуто эдак. Вообще не раз и не два они просто восхищались нашими
знаниями английского, когда слышали из наших уст слова, которые обычно
употребляются только в книжках. Помню, б/у использовала однажды слово
«кокетливая» (coquettish),
они никогда его не слышали и нигде не видели. То, что в Северной Америке читают
крайне мало, давно известно, но нам было всё-равно удивительно, что люди не
знают таких элементарных слов. Зато их говор был чисто канадским и Брайан
говорил слово «лодка» вместо предлога «о, об», то есть произносил about как a boat. Но людьми они были замечательными, во многом нам помогли.
Брайан играл в гольф с какими-то важными лицами из
Торговой комиссии и договорился, что меня проинтервьюируют два его знакомых,
видимо, им неудобно было ему отказать в просьбе, и они слово сдержали –
добросовестно скопировали все мои рекомендательные письма от норвегов, датчан и немцев, с которыми я работал переводчиком,
рассказали, что объём торговли с Россией мизерный, равняется примерно
полсуткам, если сравнивать торговлю за год между США и Канадой. Да я и сам всё знал и
понимал. Поговорили, впрочем, душевно. А моя б/у работу нашла именно по
рекомендации
Брайана, секретарём у его знакомой, от которой, правда, потом по глупости ушла,
как ей показалось, на более выгодные хлеба, обернувшиеся кидаловом. Но это
другая история, и расказ был бы не обо мне, так как с моей б/у мы последний раз
общнулись по мейлу в 2014 году, когда умерли моя сестра в сентябре и мама в
октябре, и она выразила соболезнование. В 2021 году, ближе к концу я узнал, её
муж Лес(ли) Андерсон умер в Манитобе в марте того же года от рака в
возрасте 73 лет.
======
Нельзя также упустить из виду и эпизода моего знакомства с ангелом. Самым настоящим. Во плоти и крови. Так звали болгарина – Ангела Штерева, или Щерева. Лет ему было до сорока, может 35, и мы познакомились с ним по телефону. Как я уже говорил, по приезде использовались все возможности где-то что-то заработать, и мы увидели как-то раз в газете объявление от компании CanTalk, где было написано, что «приветствуются все языки». У них и сейчас, если вы пройдёте по ссылке, такой лозунг: Any language. Компания эта была как бы посредником, когда кто-то не мог прямо или по телефонной карточке набрать номер из страны в страну, он обращался к оператору за помощью, обычно не говоря ни на каком языке, кроме родного.
Оператор каким-то образом угадывал, не всегда, впрочем,
точно, что говорят, к примеру, на русском, и звонил по имеющемуся у него списку
переводчиков на русский. А мы, как переводчики, давали оператору своё
расписание, время, когда нам можно было звонить. Этот распорядок сплошь и рядом
нарушался, и оператор мог позвонить и когда ты был на работе, понятно, что
тогда ему никто не отвечал, и он переходил на следующего, и ближе к полуночи,
скажем. Ну, выругаешься, бывало, возьмёшь и переведёшь как кто-то в Оттаве
потерял ключи и жалуется на это своему сыну, который в Москве. За время в эфире
платили какие-то смешные копейки типа 60 долларов в месяц, когда складывали всё
телефонное время, вычитали из него свои проценты и т.д.
Однажды, ещё до знакомства с Ангелом, был интересный
случай, когда меня попросили переговорить из Торонто с Сибирью. Дело касалось
какой-то тёмной истории с порнографией, снимаемой в гараже, с бандами,
вымогательством и прочей дрянью. Герой сидел в тюрьме в Торонто, как он туда
попал, мне было неинтересно знать, просто мне сообщили минимум нужной для
переговоров информации, и на него собирался материал для суда, высылки из
страны и чёрта в ступе, надо было звонить в милицию Новосибирска или
Екатеринбурга, что для меня совершенно один чёрт, и попытаться выжать из них
какую-то информацию. Они пробовали и до меня, с каким-то переводчиком, который
знал русский, но не знал реалий свежей жизни России, иммигрировав, может, 20
лет назад, ещё при советах. Поэтому им милиция ничего не сказала и была права.
Я начал как-то сбоку, вроде даже сначала и не сказал, что из Канады звоню,
представился как-то хитро, деталей, конечно, не помню, но помню, что главное
мне удалось узнать, что уголовное дело было заведено на чувака, но он пропал, и
они не знают где он, ну тут я им и сообщил, что он сидит в канацкой тюряге, что
вызвало интерес и с другой стороны, и мы хорошо поболтали. Моя оплата зависела
от длины разговора, потом я всё перевёл адвокату этого бандита, которая меня долго
благодарила, а потом я получил чуть ли не сто долларов за этот разговор только,
и заработал хорошую репутацию в компании КанТок.
Как-то раз мне позвонил мужик и на русском, который мне
показался очень ломаным, объяснил, что его зовут Ангел, что он болгарин, но
представился в компании КанТок как русский Иван Штырев, хотя на самом деле он
Ангел Штерев, мы разговорились, проболтали несколько минут и договорились до
того, что надо встретиться в реале, что и сделали незамедлительно. Штеревы
оказались очень приятной парой. Супруга Ангела Штефи, которую Ангел неизменно
называл Штефкой, говорила по-русски совсем плохо, зато на английском великолепно,
с британским акцентом. Мы сразу же были приглашены к ним, потом ещё на новый
год, 1999й, потом дружили до самого моего отъезда в Монреаль, и Ангел даже
написал мне электронное письмо уже в Монреаль. Они к тому времени уже переехали
в Торонто. На машине Ангела, которую ему подарили, вместе со страховкой, его
канадские друзья, я восстанавливал утраченные с 17 летнего возраста «навыки»
вождения – мы ездили по паркингу университета Манитобы. Машина была «Дженерал
Моторз», грузовик пикап года примерно 1972, с проржавевшим кузовом и корпусом,
но мотор работал как часы и почти бесшумно, автоматическая коробка передач была
на пикапе. На нём же мы перевозили те немногие вещи, что у нас были, с одной
квартиры на другую, причём новую мы нашли благодаря Ангелу, то есть пришли к
ним в гости и нам жутко понравилось. Он и вещи помогал носить до лифта. В
общем, парню цены не было. Мы его спрашивали как-то полушутя о том, что очень трудно ведь соответствовать такому имени
– Ангел, на что он, скромно потупив взор, ответил, что он старается. И, надо
сказать. у него получалось. Сколько потом болгар я не встречал в Монреале
(немного встречал), все они были очень дружелюбны и настроены к русским как к
«братушкам», чего не скажешь, к примеру, про румын. Ну, мы румынам на шипках не
помогали, понятно. В эту компанию CanTalk я даже как-то раз ходил на интервью, им нужны были
работники, чтобы постоянно сидеть на работе и отвечать, мои три языка им явно
очень бы подошли, но что-то вроде меня самого не устроило в их предложении тогда, скорее всего оплата вкупе с ненормированным днём. Помню ещё, что однажды они же меня позвали поправить
текст для автоответчика, или какая-то длинная техническая инструкция там была.
Тест был уже переведён, руссскоязычным «носителем языка», давным-давно
утратившим связь с современным его состоянием. Так, я хорошо помню, что слово
«изменить» стояло как-то причудливо там, на месте, где нужно было сказать
«заменить» и выглядело сплошным адюльтером, то есть супружеской изменой в том
контексте вместо операции по изменению опции автоответчика. И это было далеко
не самое страшное и смешное – текст был словно сделан гуглевским переводчиком,
которого, кстати, тогда ещё не было, или он бы в зачаточном состоянии, как и
сам Гугль.
Так что с компанией я этой дружил и в тот день, когда
меня пригласили на интервью, я пошёл в каких-то ботинках, которые для такого случае были куплены за долларов пять где-то в
Value Village, но выглядели внешне прилично – мне они нужны были
только и исключительно для таких «парадных» выходов, а так я прелестно
обходился кроссовками и сандалиями. Соотвественно, был в костюме с галстуком
(оба висят и по сей день в шкафу и надеваются теперь раз в пять-семь лет –
последний раз это было на свадьбу в 2006 году в Петрозаводске), и был я в белой
рубашке. Апдейт – костюм с тех пор не надевался, но я не стал его сдавать,
скажем, в Армию спасения, а сложил в чемодан и поместил в чулан рядом с
гаражом.
Ну а тот день я был “как дэнди лондонский одет”, так
сказать. После упомянутого выше интервью, я в таком виде зашагал гордо по
Бродвею, свернув на него, кстати, не так далеко от улицы Мериленд, гду мы жили
в хостеле Билла по приезду, и прошагал уже с пару кварталов. как вдруг внезапно
передо мной нарисовалась пьяная индейка-аборигенка-инуитка, или какого она была
племени, я их никогда не различал и не собираюсь, и потребовала, а не
попросила, доллар. Я просто обошёл её и прошествовал дальше, в спокойствии чинном.
Вдруг слышу сзади ругань и слабые удары по спине! Индейка семенит за мной и
размахивает кулачонками! Понятно, что можно было бы врезать, но понятно и то,
что как раз этого делать категорически нельзя – это же первая нация! Потом
грехов не оберёшся, ещё и в прессу можешь попасть, а оно мне надо в первые
недели в Канаде? Не надо. Ситуация фиговая. Я ей говорю, что вызову полицию,
осознавая, что это блеф – мобильника у меня нет, тогда они были страшно дороги
ещё (как, впрочем и сейчас в Канаде они недёшевы, а тогда будь здоров), а в
телефонной будке она меня ещё проще достала бы, да и не видно таковой в поле
обзора. К тому же бабенция верещит что-то вроде: а давай, мол, звони в полицию, мне
ничего ен будет, я беременная. Попробовал прибавить хода – проклятые ступни
выпрыгивают из ботинок, потому как оказались шузы на полтора размера больше,
что нормально для ходьбы, но совсем плохо для бега. В общем так я метров
двадцать или все пятьдесят, наверное, ковылял и отмахивался от полупьяной, что
исключение, конечно, обычно они сильно пьяны, представительницы коренного
канацкого населения.
Но как только её территория кончилась и обозначился перекрёсток улицы на которой стояла Легислатура – Здание законодательного собрания с памятником Тарасу Шевченке, она сразу же свернула вбок, в свой квартал, продолжая ругаться и плюясь. Стало отчётливо ясно, что надо скорее зарабатывать на машину, что, впрочем, понятно было и так. Кстати, потом Ангел, когда я ему рассказал о случае, поделился сходным опытом, когда он остановился на велосипеде на светофоре на красный свет, а двое пьяных индейцев стали тоже вымогать деньги, делая вид, что боксируют. Перед самым лицом мышут, дорогу загородили, полиции поблизости нет, конечно. Так что ездить надо в крайнем случае на автобусах. Хотя тоже не панацея. В той же Манитобе, в Портидж Ла Прери, один китаец отрезал в 2008 году голову канадцу в автобусе «Грейхаунд». В том самом, в котором я за 8 лет до этого, в сентябре 2000 года поеду жить в Монреаль, что будет уже другой историей. Для третьих шагов по стране уже отчасти и не клёвого листа, а по стране Квебек.
Потом Ангел со Штефкой переедут поближе к
университетскому городку, чтобы последней было ближе – она нашла пост
преподавателя в Манитобском университете, он будет работать на разных
бухгалтерских должностях, но не постоянных, постоянного ничего так и не найдёт
за три года, что они в Виннипеге были. Потом опять же Штеффи найдёт по
Интернету работу в Торонто, с хорошей оплатой, и они двинут туда. Так
получалось, что Ангел всегда следовал за супругой, ну что же, раз у той была
квалификация получше, да и училась она в университете в Лондоне. Не в нашем,
канацком, Лондоне, в провинции Онтарио, а в главном.
Ну вот, похоже, подходит время к тому, чтобы рассказать о
том, как я устроился работать в компанию «Уоткинз». Началось всё с французской библиотеки Сен-Бонифаса, в
которую я заходил, если не каждый день, то по выходным точно. Вернее я даже не
заходил, а приезжал на велосипеде, купленном на гаражной распродаже за десять
или пятнадцать долларов. Потом его у меня украдут, перережут замок и оставят
рядом, положат на столбик, причём наша лэндледи говорила мне “Your bike will be ripped”, но я же умнее всех, не верил. Так и случилось,
конечно, но несколько месяцев я поездил, потому купил другой опять же на
гаражке, но заводил домой уже после этого. Велосипеды, впрочем, воруют по всей
Канаде только свист стоит, в Монреале у меня потом украдут три штуки, и у моего
друга Серёжи тоже столько же. Ездят на грузовиках ночью с мощными кусачками,
бросают в кузов и бывают таковы.
В библиотеке, как я уже говорил, я всегда тщательно
изучал объявления на французском, чувствуя, что здесь у меня есть несомненное
преимущество перед местными. Я посылал несколько раз резюме на французском в
конторы Сен-Бонифаса, когда мне вежливо отвечали, как, например, в совете
культурных связей с Францией или что-то подобное, что в услугах не нуждаются,
но спасибо за внимание, куда-то приглашали на интервью, помню, один раз
конторка искала специалиста по «пост-продюксьён» для видео о Манитобе, и моя телевизионная
квалификация их заинтересовала, но организация была крайне бедная, жила на
пожертвоваания, вроде предлагали поработать добровольно, без оплаты, что меня
никак не устраивало. Пригласили и в местный музей, можно было бы работать гидом
на французском, но – та же история, волонтёрить вначале, потом, мол, посмотрим.
Все эти предложения без гарантии трудоустройства на постоянной работе были не
по мне. Много я истоптал тогда мест, помню. Десятки.
И вот однажды сижу, листаю всё ту же «Ла Либерте» и вижу объявление, которое запомнил тоже на всю жизнь. В объявлении собственно – всего 5 слов: «Watkins a besoin de vous», то бишь «Фирма «Уоткинз в вас нуждается». Записал все координаты, пошёл смотреть домой про фирму. Конечно, Википедии тогда не было, как и официального вебсайта фирмы, но самое необходимое, типа того, что фирме 130 лет, что у неё 300 наименований продуктов и т.п., я узнал. Я отправил своё резюме, скорее всего по почте, и был приглашён на интервью с интересной внешне молодой женщиной. Но если сидеть от её лица в сантиметрах сорока, как это было в ходе нашего с ней интервью, то казалось, как некогда Чичикову, «как будто бы на нем (на лице) происходила по ночам молотьба гороху.»
Звали её очень по-французски Люси Ламонтань , а муж её, как я узнал впоследствии, был полицейским и носил гордую фамилию Лысак. От Люси я и узнал, что штаб-квартира компании расположена в Уиноне, Миннесота. Выглядит она вот так, как на фото выше. В Уиноне я, кстати, был совсем незадолго до этого, то есть меньше чем за три года до этого, в 1995 году, о чём даже есть видеосвидетельство.
Зоряйне в Америке. Часть XI. 16 августа 1995 г. (youtube.com)
На 9:40 минуте я показываю часть этого городка. В центре я не мог ничего снять, потому что ходил пешком, на растояние, может быть, в километр от того места, где был наш концерт.
Само интервью началось на французском, но быстро, после пяти фраз, мы перешли, по инициативе Люси, на английский, как не раз уже было в Манитобе: носители франко-манитобского тушуются очень быстро перед моим «парижским» произношением, которого у меня, кстати, никогда и не было, потому что вряд ли оно и существует, если не считать, что большинство парижан произносит не раскатистое грассирующее «р», как Мирей Матье, а скорее украинское «г». Люси рассказала про фирму, спросила у меня, прочитав резюме, не слишком ли у меня много образования и опыта, то есть не overqualified ли я для такой работы, то есть приёма заказов на французском и английском, на что я с энтузиазмом ответил, что конечно нет. Когда я приехал после интервью домой, тогда фирма находилась по адресу 77 Irene Street, то есть на улице Ирины, довольно далеко (45 минут на двух автобусах) от нашего жилья, то раздался звонок от Люси и она сказала: «Job is yours if you want it».
Так начался новый, поначалу сложный и интересный период в моей жизни, в конечном итоге период счастливый и плодотворный, о котором я напишу пару-пятёрочку страниц непременно, с вашего позволения.
Comments